Черные дрозды
Шрифт:
Мириам стоит у ног Луиса, глядя вверх. Потом падает на колени. Она и не думала так делать, того требует сон. Как будто она потеряла над собой контроль. Никакой самостоятельности.
— Я умру за твои грехи, — говорит Луис. Между словами слышится гортанный смешок.
— Ты еще не умер, — протестует она.
Он не обращает внимания на её слова.
— Крест. Это суть. Горизонтальная черта — линия человека. Это временный мир — мир, полный материи, плоти и нечистот. Грязь, кровь, камень и кость. Вертикальная черта — божественная линия.
— Круто. Я хочу проснуться.
— Через минутку. Я еще не закончил с тобой разговаривать, маленькая леди. Крест еще представляет символ перекрестков. Сочетание выбора. Решения, решения. Пришло время для тебя, Мириам, сделать выбор. Пора завязывать с чепухой. Раковину приоткрой, сомнения долой.
Луис ухмыляется. Между зубов у него копошатся дождевые черви.
— Теперь я знаю, что ты всего лишь проявление моего собственного Я, — говорит Мириам, едва не смеясь. — Никакое божественное явление, никакой призрак из будущего не станет употреблять фразочки типа: «Раковину приоткрой, сомнения долой».
Даже, будучи распятым, Луис ухитряется пожать плечами.
— Тебе виднее. Тогда, как ты объяснишь мои познания в значении креста? Ты брала уроки религии, которые я пропустил?
— Катись к черту.
— Решения, решения, Мириам.
— У меня нет решений. Я марионетка судьбы.
— Помни. Крест — это суть, перекресток — жертва. Иисус стоит на распутье, и он выбирает не горизонтальную линию, а божественную вертикаль.
— Это увлекательно, но…
Дрозды и вороны срываются со своего насеста. Они визжат и орут. Хлопают крылья; всё что Мириам может видеть — мельтешащие темные тени. Когти впиваются ей в глаза, вырывая их…
Глава двадцать третья
Что судьба хочет
Сейчас такое утро, когда облака на небе словно смазаны вазелином — красочный, жирный слой серого цвета. Но на дождевые не похожи. И солнца тоже нет. Они вообще никакие.
Голова Мириам гудит.
Ветка дерева. Плохие сны. Дерьмовая комбинация.
Рана на лбу пульсирует, но порез на щеке, оставленный пистолетом, не идет с той болью ни в какое сравнение; он вгрызается в плоть, как червь в сердцевину яблока.
И копчик всё ещё болит.
Но хуже всего то, что у Мириам нет сигарет. Они остались в сумке. В сумке, которая только Богу известно где сейчас. Скорее всего она в руках той ужасной тетки-бульдога.
Вздохнув, Мириам прижимается головой к двери.
Она не думала стучать, но так уж получается. Девушка слышит внутри шарканье шагов. Луис открывает дверь, он явно удивлен, обнаружив сразу после рассвета избитую девчонку на пороге своего бунгало.
— Доброе утро, — хрипит Мириам. Даже пара этих слов вызывает боль во всем теле.
— Боже мой, — говорит Луис. Она видит на его лице отпечаток боли, боли, которая, наверное, даже хуже, чем та, что одолевает её.
— Прости. Надо было захватить пончиков.
— Что случилось?
Мириам всерьез думает о том, чтобы рассказать ему правду. Что-то внутри неё хочет выдавить этот прыщ. Выпустить гной. Прр. Мириам хочет обо всем рассказать Луису: о своих странных способностях, о том, как она их получила, как увидела его смерть, что скоро его догонит, что Эшли ей не брат, что их едва не прикончили из-за чемоданчика, полного мета, — всё до единой правдивой крупицы.
Но не рассказывает.
Она убеждает себя, что всё это лишь причинит ему боль. Это будет слишком эгоистично. Он не заслуживает того, чтобы всё это взвалили ему на плечи (не заслуживает быть распятым за чьи-то чужие грехи) и не похоже, что он ей вообще поверит. К тому же, Мириам и так уже много в чем ему наврала.
— Бывший парень, — продолжает лгать она. — Он нашел меня. Не думала, что сможет, но у этого засранца талант. Он узнал где я остановилась и…
Мириам демонстрирует свое окровавленное лицо, как Ванна Уайт — приз.
— Та-дам.
Челюсть Луиса лязгает. Будто захлопнулась ловушка на медведя.
— Вот сукин сын.
— Да все нормально. Я накостыляла ему больше, чем он мне. Всадила ей… прости, ему, совсем мозги набекрень… всадила ему в ногу нож-бабочку.
Похоже, объяснение его устраивает, а за это Мириам его и любит.
— Ну, он это заслужил. А что твой брат?
Мириам отмахивается.
— Никчемное дерьмо. Спелся с моим парнем. С обоими покончено.
— Так для тебя даже лучше. Тебе стоило прийти сюда, чтобы я помог тебе привести себя в порядок.
— Я знаю. Фингал почти прошел. Вся голова в крови. Порезанная щека. Следующая топ-модель по-американски, да?
* * *
Кран с водой включен. Луис проводит влажной махровой салфеткой по лбу Мириам. Девушка под впечатлением от того, насколько нежно у него получается. Он ведь огромный. Эти руки могут с легкостью раздавить череп, словно это помидор, но все его прикосновения мягкие и неспешные — замысловатые, как у художника. Как будто перед ним произведение искусства.
— У тебя круто получается, — говорит Мириам.
— Я стараюсь быть осторожным. Порез на щеке надо бы зашить. Он не длинный, но глубокий.
— Никаких стежков. Просто наклей пластырь.
— Может остаться шрам.
Мириам морщится.
— Шрамы — это очень сексуально.
— Я рад, что ты вернулась.
— Не стоило уходить в первый раз.
Луис зубами срывает упаковку с какой-то неизвестной мази, выдавливает немного на свой широкий палец и мажет Мириам лоб и щеку. Ей нравится прикосновение. Оно такое обыденное и интимное. Это приводит её в состояние Дзен; она принимает беззаботность в свои объятия.