Черные дрозды
Шрифт:
Ренди пытается что-то сказать, но не может, потому что ему в рот засунут один из его же окровавленных носков, заклеенных изолентой.
Харриет кивает.
— Я с ним поработала.
Ингерсолл кивает, словно любуется картиной. Он пробегает паучьим пальцем по подбородку Ренди, по корке запекшейся крови, по уху, похожему на цветную капусту, по лбу, где лезвием, а не маркером, проведено несколько горизонтальных линий.
Он приподнимает голову Ренди. Видит, что у того на шее есть кусок пожеванной кожи.
— Как интересно, — говорит худой мужчина.
— Новый инструмент, — объясняет Хирриет. — Я прошла по спальне, ванной и во дворе, нашла кое-какие кухонные инструменты. Это от терки для сыра. А чесночным прессом я сломала ему три пальца.
— Инновационно. И со вкусом.
— Спасибо.
Ингерсолл осматривает Фрэнки с головы до пят.
— А твой какой вклад?
— Пончики.
На лице Ингерсолла появляется кислое выражение.
— Конечно. — Его взгляд не являет ничего нового.
— Он готов разговаривать, — говорит Харриет. — Я знаю, ты бы хотел поучаствовать.
— Да. Пора уже вмешаться. Всё слишком уж затянулось.
Ингерсолл вытаскивает из кармана небольшую сумочку и опускается на колени у ног Ренди. Он прижимается лицом к висящей туше говядины, ощущая лбом исходящий от неё холод. Потом Ингерсолл открывает сумочку и опускает её на пол.
Рассыпаются маленькие кости, не больше, чем кусочки мрамора, некоторые не длиннее зуба. Это кости с рук: запястные суставы, похожие на гравий, пястные кости, фаланги, как угощение для собак или кончики зонтов. Все белое, отбеленное, чистое.
Ингерсолл их не трогает. Его палец скользит над ними, словно следует за текстом в детской книге или Библии. Он кивает и бормочет что-то неразборчивое. Для всех остальных это необъяснимо, но для него всё ясно как день, это письмена, начертанные большими белыми буквами.
— Хорошо, — удовлетворенно говорит он. Ингерсолл собирает кости в мешочек и целует его так, как поцеловал бы мать.
Он встает и смотрит Ренди в его красные глаза.
— Ты перестал покупать у нас, — говорит Ингерсолл. Он облизывает губы, качая головой. — Возмутительно. Я предпочитаю думать, что мы предлагаем стоящий товар по доступной цене. Но ты можешь ещё спастись. Просто нашепчи мне на ухо всё, что знаешь о своем новом поставщике. Если меня это удовлетворит, если ты расскажешь, что знаешь, я сохраню тебе жизнь в обмен на руки. Всё ясно?
Ренди кивает, слышится приглушенное хныканье.
Ингерсолл улыбается, большим и указательным пальцем вытаскивает носок и прижимает ухо к губам Ренди.
— Рассказывай, — говорит Ингерсолл и Ренди вываливает ему все.
* * *
Снаружи холодильника для мяса Ингерсолл вытирает руки.
Белое полотенце, переданное ему Харриет, окрашивается красным.
Ингерсолл передает пластиковый пакет. В нем лежат две руки, отрезанные в районе запястья.
— Варите их, — говорит Ингерсолл, — до тех пор, пока мясо не отойдет от кости. Как варят оссобуко. Когда мяса на костях не будет, отбелите их. Обработайте специальным
Взяв пакет, Харриет кивает. Фрэнки выглядит так, словно подавился желчью.
— Ты, — говорит Ингерсолл, тыча пальцем в грудь Фрэнки. Этот палец очень тонкий, чуткий. Словно по ноге ползет насекомое. Но у Фрэнки такое ощущение, будто он с легкостью пробьет его грудь и достанет до сердца. — Избавься от тела.
Проглотив тугой узел, чтобы не проблеваться, Фрэнки кивает.
— Теперь мы знаем где живет Эшли Гейнс, — говорит Ингерсолл.
Но теперь он знает, что это лишь вторичный приз. Девчонка. Ему нужна она. Ингерсолл лезет в карман белого пиджака и аккуратно проводит пальцами по переплету дневника Мириам.
У него есть несколько вопросов, которые он очень хочет ей задать.
Интерлюдия
Интервью
Проходит некоторое время, прежде чем Мириам заговаривает снова. Пол тихо ждет, он колеблется, он задумчив, как будто любое его движение может всё разрушить, может перерубить веревку, на которой над головой девушки болтается меч.
— Я забеременела, — наконец, говорит она.
Пол моргает.
— От кто?
— От кого, вообще-то. Ты же студент колледжа, учишь грамматику. От Бена.
— От Бена? — Пол выглядит озадаченным.
— Да. Бен? С которым у меня был секс? Тот, который застрелился? Прости, не я ли тебе рассказала только что эту историю? Я затемняюсь и исчезаю.
— Нет, просто, извините, он же мертв, я подумал, как он может…
Мириам фыркает. К этому моменту она уже на три четверти пьяна.
— Мы же не говорим о сексе с зомби; он не вылезал из могилы, дабы обрюхатить меня мертвячьим ребенком. Секс у нас был один раз, а этого вполне достаточно, чтобы забеременеть. Таков круг жизни, Пол.
— Точно. Понятно. Простите.
— Не извиняйся, всё нормально. Я вернулась той ночью в сопровождении полиции, а моя мать уже знала что к чему. Несколько недель подряд (после того, как застрелился Бен), мы проводили в моей комнате за чтением Библии. Удивлена, как мать не догадалась примотать её к моим рукам скотчем. Она нашла все мои комиксы, которые я хранила под паркетиной вместе с некоторыми CD. Все их унесла. И если бы она могла скрепить мою вагину степлером во имя Господа, то обязательно так и поступила.
— И когда вы узнали?
Мириам прищуривается, припоминая.
— По утрам началась тошнота… не более, чем через пару месяцев после того, как мы сделали своё грязное дельце. Что-то около того. Я проснулась утром и меня стошнило ужином, потом я позавтракала, но не удержала и этого. Я знала причину, потому что боялась этого. Моя мать была большой последовательницей того, что у всего есть свои последствия, как, например, из плохих семян вырастают ядовитые фрукты. О, ты ешь очень много? Это обжорство, как следствие — получи рак кишечника. Что такое? Не можешь остановиться и не оттрахать всех домохозяек в округе? Упс, получи сифилис, от которого сгниет твой член. Удачи!