Черные гремлины
Шрифт:
– Соблюдай постулаты самосохранения, гремлин, - предупредила меня маска, когда я впервые работал с резаком. Я все равно нечаянно поджег себя и чуть не сгорел, но с потолка на меня посыпался какой-то белый порошок и погасил пламя. С тех пор мою шерсть покрывал вонючий порошок. Вылизывать его было бесполезно - он свалялся с шерстью. Это было ужасно, потому что с такой шерстью я был некрасивым. Ари-Ару не понравился бы тот неряха, каким я стал.
После работ маска открывала доступ в нору, где хранился зефир. Он лежал в специальных контейнерах: в них было
Несмотря на то, что сладостей было много, среди них не было обычных коричневых зефирок, которые мы ели на поверхности Железного острова, а остальными сладостями невозможно было наесться, словно они не были питательными. Я начал худеть.
Маска никогда не высказывала недовольства, не хвалила меня и не рассказывала о себе. Казалось, что если ее снять, бросить на пол и не слушаться ее глупых приказов, она примет это с таким же молчаливым безучастием, как и любой другой поступок. Но ничего не делать было еще скучнее, чем работать, поэтому я работал.
Чтобы не было так скучно, я представлял, что играю в игру.
– Свари скройки В3 и В4, - сказала маска, а красная линия обозначила линию сварки. И вот искрящееся пламя соединяет два маленьких железных острова под названиями Вэ-три и Вэ-четыре, чтобы они стали одним огромным островом.
– Сними крепления с конструкта Б4, - сказала маска, и я откручивал их вращающимися кусачками, представляя, что это огромный гигант своими лапами вырывает плохого гремлина из земли.
Иногда я пытался завести с маской разговор. Если вопросы не касались починки, она не отвечала.
– Ты отпустишь меня?
– Когда производство будет налажено, ты вернешься к работе сборщика, гремлин.
– А где Бип-Боп? Он был тут, внутри.
Молчание.
– Когда я плавал на скайдле Борд, меня кормили зефиром красного цвета и даже с черной корочкой. А у тебя такой есть?
Молчание.
Зато маска всегда отвечала на вопросы о работе инструментов и о постулатах самосохранения. Отвечала одинаково и с одинаковыми интонациями.
– А какой первый постулат самосохранения?
– Не совать лапы под резак.
– Напомни первый постулат самосохранения.
– Не совать лапы под резак.
– Первый постулат самосохранения?
– захихикал я.
– Не совать лапы под резак.
Мне казалось это веселой игрой, и я старался утомить маску, спрашивая у нее одно и то же много раз подряд. Но она невозмутимо отвечала вновь и вновь, с теми же интонациями и без нотки усталости в голосе. Ее безразличность напоминала об Ониксе, но он хотя бы немного был живым, совершал непонятные поступки и спрашивал про цвета.
Маска не спрашивала ничего.
Однажды маска обнаружила, что я не умею считать и читать.
– Нажми восемь, девять, ноль, эс на контрольной панели, - потребовала маска, а маркер подсветил аппарат с множеством
Я посмотрел на квадратные кнопки и нажал несколько наугад, потому что мне было стыдно признаваться, что я не различаю знаки на их поверхности. Маска помолчала, а потом сказала:
– Нажми кнопки, подсвеченные маркером, - с этой задачей я справился легко.
Позже, когда пришла пора есть, маска открыла другой морозный шкаф, в котором хранился зефир красного цвета.
– От этого продукта ты станешь умнее, - сообщила она. Мне понравилась мысль стать умнее, поэтому в ту ночь я опять объелся.
Некоторое время спустя маска включила в мое питание еще и черный зефир, который должен был сделать меня сильнее. Это случилось после того, как я уронил тяжелую конструкцию, и сложная работа, на которую ушло много дней, пошла насмарку.
– Сколько я буду здесь, маска?
– однажды спросил я.
– Пока не будет починен сборочный цех.
– А сколько еще осталось?
– При сохранении текущего темпа - восемь тысяч девятьсот суток, - ответила маска. Мне это число ни о чем не сказало.
– А это намного больше двенадцати?
– На восемь тысяч восемьсот восемьдесят восемь.
– Спасибо.
Время шло, и что-то во мне начало меняться. Ход моих мыслей изменился, я стал подмечать детали, на которые не обращал внимания до этого, моя память обострилась, и теперь в ней помещались все сложные слова, которые раньше приходилось сокращать или заменять на "штуковины".
Маска иногда проводила опросы, которые называла "логическими тестами", и каждый раз давала оценку моим умственным способностям. Нужно было строить правильные последовательности из фигур, линий, знаков. Многие вопросы были графическими, и красный маркер рисовал их на внутреннем визоре. Чем меньше я допускал ошибок, тем больше баллов получал и тем сложнее становились следующие тесты.
Мне хотелось как можно быстрее выбраться отсюда, и я прилагал для этого все усилия.
Я выучил значение всех знаков на каждой из приборных панелей, разобрался в устройстве инструментов и научился считать. Мои лапы, тело и хвост окрепли, я начал работать гораздо продуктивней, не отвлекаясь на лишние действия и не допуская глупых ошибок, которые постоянно совершал раньше. Благодаря моим стараниям число суток до починки сборочного цеха уменьшилось до шести тысяч пятиста, но теперь я достаточно хорошо умел считать, чтобы понять одну очень важную вещь.
Я столько не проживу.
И если не найду способа покинуть это место, проведу остаток ночей в сборочном цехе Железного острова. В день, когда ко мне пришло понимание этой простой истины, я прошел логический тест на двести баллов из двухсот, и с тех пор маска перестала их проводить. А я начал думать над побегом.
Сперва я составил карту всех незатопленных отсеков, к которым имел доступ. Я выжег ее резаком на металлической стене в комнате с колбами, и после этого проводил много времени, глядя на нее и пытаясь понять, как отсюда выбраться.