Чёрные корабли

Грэм Джо

На мгновение мне почудился сзади голос той, что была пифией. «Мне ли избавлять моря от пиратов, в моей ли власти поднять мертвых, чтоб было кому вспахать невозделанные поля? Тебе предстоит задуматься о причинах событий, об устройстве мира. Ты должна разбираться во всем, ведь к твоему совету будут прибегать цари».

Позволить, чтобы наше горе сменилось чужим — слезами чужих женщин, пожарищами чужих городов, бедами чужих детей и отчаянием их родителей…

Ней смотрел на меня.

— Ты знаешь другой выход?

— Нет, —

медленно произнесла я. — Я тоже не знаю, что делать. Но уж если нам предстоит серьезный выбор, сначала стоило бы испросить совета моей Владычицы.

— Здесь? Ты можешь?

— Да. Лучше, конечно, в священном месте, однако подойдет и затененная комната.

Во внутренних покоях мы нашли комнату с единственным окном. Я завесила его тройным слоем ткани и зажгла жаровню. Меня не покидало странное возбуждение. В последний раз я пыталась что-то увидеть в огне несколько недель назад, еще до отплытия из Пилоса. Я тщательно покрыла лицо белой и черной краской. Ней, как и положено просителю, тихо сидел в углу, обдумывая вопрос для сивиллы. Мы были почти готовы, когда в дверь постучал Ксандр.

Ней откликнулся.

— Прости, — сказал Ксандр, — пришел Хаттуселак, ему нужно срочно с тобой поговорить. Говорит, очень важно.

— Подожди. — Ней вопросительно взглянул на меня.

— Ступай. Я пока еще не готова.

Он вышел и закрыл дверь. Я поворошила угли в жаровне и опустилась на колени, глядя в огонь.

«Жди, — шепнула Она. — Пока ты ждешь, все меняется».

Пространство вокруг меня словно завихрилось, будущее меняло облик — как осьминог в лагуне острова Мертвых или нарисованные осьминожьи щупальца, шевельнувшиеся на полу храма в Пилосе. Я не отводила взгляда от небольшого уголька, дрожащего в языках пламени.

«Миллаванду тоже поглотит огонь, — вдруг поняла я. — Не сейчас. Может, через год. Или два. Ее не защитят стены и башни. Здесь слишком много золота. Все погибнет в огне».

Дверь открылась, на пороге возник Ней — довольный и успокоенный, словно получивший неожиданный подарок.

Он подошел и опустился на колени по другую сторону жаровни.

— Прости за промедление, госпожа.

— Что можно увидеть — я видела. Нам нельзя оставаться. Миллаванда тоже падет, мы лишь променяем один разоренный город на другой.

— Мы не останемся. Хаттуселак нам поможет. — Ней не мог дольше скрывать добрые вести. — Купцы Миллаванды держали совет. Уже много месяцев они не смеют снаряжать торговые корабли в другие города: слишком много пиратов. Весной, когда установилась судоходная погода, первые же три корабля оказались захвачены чуть ли не на выходе из гавани, через считанные часы. С тех пор никто не смеет идти в море. Но Миллаванда живет торговлей. Без обмена товаром она рано или поздно начнет голодать, заходящие сюда египетские и критские суда ее не спасут.

— А при чем здесь мы? — Я, впрочем, уже начинала догадываться.

—

Нам хорошо заплатят за то, чтобы наши восемь кораблей сопровождали караван торговых судов к югу, вдоль берега Лидии и дальше в Библ. Хаттуселак поручился за нас перед купцами и поклялся собственной жизнью, что мы не покусимся на их суда и в целости доставим их в Библ вместе с грузом. За это нам отдадут невольников, захваченных Неоптолемом в Вилусе.

— Невольники ценны, но если торговые суда не могут выйти из гавани — то уже не важно, сколько в Миллаванде рабов, — поняла я.

— Именно, — подтвердил Ней. — Хаттуселак им так и сказал. Редкий случай, когда у них есть восемь боевых кораблей с командой из честных моряков — к тому же возглавляемые сыном его давнего друга, с которым Хаттуселак связан узами гостеприимства. Он убедил их, что такой возможностью нельзя не воспользоваться. Мы поведем суда в Библ.

— Это далеко. Ты там бывал?

Ней помотал головой:

— Нет, я плавал только к Родосу и лидийскому берегу, не дальше. Но в Библе и даже южнее, в Аскалоне, бывал Иамарад. Мы торговали и с Угаритом, пока его не сожгли после разграбления.

— Когда это случилось?

— Пять лет назад. Той весной, когда я взял в жены Креусу. Угарита, древнего и величественного города, больше нет. В последний раз без меня туда ходили Иамарад и Ксандр — он тогда служил гребцом на «Очах Владычицы». Подойдя к городу, они увидели лишь пепел и непогребенные тела.

Я содрогнулась, хотя от углей шел жар. «Что происходит? — спросила я. — Великая Владычица, почему города и все творения человеческих рук гибнут одни за другими? Даже там, куда не достает проклятие, навлеченное Агамемноном. Что происходит с твоим народом?»

Ней взглянул на жаровню:

— Принять ли нам этот выход, сулит ли он нам добро? Вот мой вопрос Владычице.

— Да, царевич Эней.

Она ответила ему, не мне.

Рыбацкие лодки, уже почти непригодные для плавания, Ней обменял на продукты и прочие припасы и выкупил Аминтера — кормчего «Охотника». Пятьдесят рабов, вызволенных у купцов Миллаванды, разместились с нами на кораблях, стало еще теснее.

Мы вели полтора десятка торговых судов; все двадцать три корабля единой процессией выглядели внушительно. Чтобы выйти из гавани, потребовалось чуть ли не целое утро.

«Дельфин» шел рядом с караваном со стороны моря. Купеческие корабли так и норовили разбрестись по сторонам, и Ксандр, пытаясь удержать их вместе, выбивался из сил, как пес при стаде бестолковых гусей.

Но зрелище было необычайным. Двадцать три паруса, расправленные над морской синью на фоне лазурного неба, золотое солнце, благоуханный воздух… Стоя в одиночестве на передней палубе, я заметила тень, мелькнувшую в отходящей от корабля волне. Старый знакомец, улыбающийся дельфин со шрамами, снова провожал нас в море.