Черные кувшинки

Бюсси Мишель

— Да? Я, если честно, тоже обратил на это внимание. Но соседи в один голос утверждают, что на мельнице уже несколько месяцев никто не живет.

— Более чем странно. Только не рассказывай мне про закон омерты. Никогда не поверю, что вся деревня сговорилась хранить молчание насчет этой мельницы — так же, как насчет истории с гибелью одиннадцатилетнего мальчика.

— Не буду. — Сильвио чуть поколебался. — Деревенские называют ее ведьминой мельницей.

Серенак улыбнулся. Отражение мельничной башни исчезло из зеркала заднего вида.

— А почему не

мельницей призрака? Было бы вернее. Ладно, Сильвио, оставим пока мельницу в покое. У нас есть дела поважнее.

Лоренс прибавил газу. Слева за какие-нибудь полсекунды промелькнул сад Моне. Пожалуй, еще ни одному зрителю не удавалось взглянуть на него под столь «импрессионистским» углом зрения.

— Кстати, о деревенской омерте, — снова заговорил Серенак. — Знаешь, что вчера мне рассказала Стефани Дюпен про дом и мастерские Клода Моне?

— Что?

— Что, если хорошенько поискать, то там еще можно найти с десяток полотен знаменитых мастеров. Ренуара, Сислея, Писсарро. Ну и неизвестные «Кувшинки» Моне, само собой.

— Вы их видели?

— Видел одну пастель. Не исключено, что Ренуара…

— Да она над вами просто посмеялась.

— Ясное дело. Но зачем? И еще добавила: дескать, в Живерни это секрет Полишинеля.

Сильвио вспомнил свой разговор с Ашилем Гийотеном по поводу утраченных полотен Моне. Хранитель не отрицал вероятности того, что где-то может всплыть ранее не известное творение художника. Например, пресловутые «Черные кувшинки». Но чтобы сразу десяток?

— Да она играет с вами, патрон. Водит вас за нос. Я это с самого начала понял. И сдается мне, в деревне она такая не одна…

Серенак ничего не ответил, сосредоточив внимание на дороге. Сильвио высунул в открытое окно бледное лицо и стал жадно глотать воздух.

— Сильвио, ты в порядке? — обеспокоенно спросил Лоренс.

— Если честно, на пределе. За ночь выпил не меньше десяти чашек кофе, чтобы не заснуть. Врачи сказали, что пока оставят Беатрис в больнице.

— А я думал, что ты пьешь только чай и притом без сахара.

— Я тоже так думал.

— Слушай, а что тогда ты тут делаешь, если у тебя жена в роддоме?

— Они обещали позвонить, если что. Сегодня ее должен врач осмотреть. Но они говорят, она может там еще несколько дней проваляться. А что? Малышу там тепло и уютно…

— А ты, значит, еще одну ночь не спал, а трудился?

— Типа того. Надо же чем-то было голову занять. Зато Беатрис спала как младенец.

Серенак сделал крутой разворот и выехал на улицу Бланш-Ошеде-Моне. Сильвио посмотрел в зеркало заднего вида. Две полицейские машины следовали за ними. Мори и Лувель запоздало пристегивали ремни безопасности. Сильвио подавил приступ тошноты.

— Ничего, — успокоил помощника Серенак. — Через полчаса дело Морваля будет раскрыто, и ты сможешь отправляться в больницу. Поставь там себе раскладушку и дежурь сутки напролет. Эксперты-графологи исключили любые сомнения. Надпись, вырезанная на крышке ящика для красок, сделана почерком Жака Дюпена. «Она моя. Здесь, сейчас и навсегда»… Признай, я ведь оказался

прав, а, Сильвио?

Сильвио сидел, высунув голову в окно, и глубоко дышал. Улица Ошеде-Моне спиралью карабкалась на холм, но инспектор и не думал сбросить скорость. Бенавидиш испугался, что его прямо сейчас вывернет. Он сделал самый глубокий вдох, на какой был способен, и убрал голову из окна.

— Два эксперта из трех, патрон, — напомнил он. — И их выводы далеко не однозначны. Да, они считают, что между буквами, вырезанными на крышке ящика, и почерком Дюпена есть определенное сходство, но есть и немало различий. Лично у меня сложилось впечатление, что ни черта они не понимают, эти графологи…

Серенак забарабанил пальцами по рулю.

— Сильвио, я умею читать рапорты специалистов не хуже тебя. Результат экспертизы показал сходство с почерком Дюпена, так? А что касается различий… Ну сам подумай. Вырезать буквы на дереве — не то же самое, что подписывать чек. Все сходится, Сильвио, так что не бери в голову. Дюпен — ревнивец. Сначала он отправляет Морвалю поздравительную открытку со скрытой угрозой в виде цитаты из стихотворения Арагона «Нимфея»; затем вырезает на ящике с красками красноречивую надпись; наконец, убивает соперника.

Шоссе Ошеде-Моне сузилось до двухметровой асфальтовой полосы, которая продолжала виться кольцами, пока не уперлась в плато Вексен. Сильвио так и подмывало напомнить Серенаку, что руанский специалист-графолог Пелисье объяснил странное сочетание признаков сходства и различия в двух представленных образцах неловкой попыткой копировать чужой почерк…

Крутой поворот налево… Инспектор, мчавшийся по середине дороги, чудом избежал столкновения с ехавшим навстречу трактором. Испуганный фермер резко взял в сторону, прижавшись к обочине. И правильно сделал. Перед его недоуменным взором со свистом пролетели еще две синие машины.

— Господи Иисусе! — ахнул Сильвио, глядя в зеркало заднего вида.

Он снова глубоко вдохнул и обратился к Лоренсу:

— Хорошо, патрон, но что делает во всей этой истории ящик для красок? Эксперты установили, что ему, как минимум, восемьдесят лет. Это коллекционная вещь! Фирма Winsor & Newton — самый известный в мире производитель материалов для живописи, они снабжают художников всего мира на протяжении полутора веков. Кому мог принадлежать этот чертов ящик?

Серенак наматывал петлю за петлей. Бараны, пасшиеся на склонах холма, лениво поворачивали головы на шум несущихся мимо автомобилей.

— Морваль был коллекционером, — сказал инспектор. — Он любил красивые вещицы.

— Никто никогда не видел у него этого ящика! Вдова, Патрисия Морваль, заявила это со всей категоричностью. Кроме того, мы так не установили прямой связи между ящиком и преступлением. Ящик мог швырнуть в реку кто угодно, и не исключено, что уже после убийства Морваля.

— На нем нашли следы крови.

— Это неизвестно! Результатов анализа еще нет! И нет никаких доказательств, что это кровь Морваля. Вы уж извините, но мне кажется, что вы слишком торопитесь.