Черные кувшинки
Шрифт:
— А что у вас? — спросил Сильвио, пропустив вопрос Серенака мимо ушей. — Сходили в музей? Как впечатления?
Серенак чуть помедлил, подбирая нужное слово.
— Впечатления сильные. А что у тебя с Руанским музеем?
Бенавидиш тоже ответил не сразу:
— Познавательно.
— И ради этого ты будешь меня среди ночи?
— Нет, патрон. В музее мне дали кучу информации, но ее еще надо отсортировать. Пока она только вносит путаницу…
В трубке послышался топот ног.
— Подождите, патрон.
Серенак выждал с минуту.
— Ну что там у тебя? Что за новости? Давай уже, рожай.
— Ха-ха.
Серенак вздохнул.
— Ну что там с носилками? Втиснули?
— Ага. Стоймя.
— Я смотрю, ты, Сильвио, там развлекаешься.
— Пытаюсь приспособиться к ситуации.
— Вот и молодец. Так мы что, до утра будем в викторину играть?
— Я нашел Алину Малетра.
Серенак выругался сквозь зубы.
— Секс-бомбу в туфлях на шпильках? Любовницу Морваля? Ту самую, что работает в Бостонской художественной галерее?
— Ее самую. Я не мог ей дозвониться из-за разницы во времени. А минут пятнадцать назад наконец-то дозвонился. У них на Восточном побережье сейчас около восьми вечера. Оторвал ее от коктейля.
— Так… И что же она тебе поведала?
— Об убийстве Морваля — ничего. Судя по всему, у нее железобетонное алиби. В то утро — у них был вечер — она развлекалась в ночном клубе, в Нью-Йорке. Сейчас, подождите… — Он прочитал: — «Крейзи Болдхед». Куча свидетелей. Конечно, мы проверим, но…
— Проверим, Сильвио, обязательно проверим, но ты ж понимаешь… А со стороны ее работы? Галерея, живопись и так далее. Есть связь с Морвалем?
— Она утверждает, что никакой. Вроде бы они с окулистом расстались почти десять лет назад.
— Твое мнение?
— Она очень торопилась. Поспешила закончить разговор. Сказала, что помнит немного. Например, то, что Морваль был одержим идеей раздобыть полотно Клода Моне. Но лично она не видела в этом ничего оригинального.
— Она по-прежнему работает в фонде Робинсона?
— Да. Вроде бы занимается культурным обменом между Францией и Соединенными Штатами. Организует выставки, приглашает художников, все такое…
— В какой должности?
— Она намекала, что чуть ли не на «ты» со всеми модными живописцами по обе стороны Атлантики, а в мастерские к ним ходит, как к себе домой. Но я не удивлюсь, если выяснится, что ее роль на вернисажах сводится к тому, чтобы подавать гостям бокалы с шампанским и демонстрировать свое декольте.
— Н-да… Придется все-таки повнимательнее приглядеться к этому чертову фонду Робинсона. — Он снова зевнул. — Слушай, Сильвио, ты, конечно, не обижайся, но твоя Алина не сообщила тебе ничего интересного. Стоило будить меня ночью?
— Это еще не все, — прошептал в трубку Сильвио.
— Да ну?
Серенак напряг слух.
— По
— Черт, говори громче!
— Пока Алина не забеременела!
— Что-о?
— Что слышали.
— И? Она сохранила маленького Морваля?
— Нет. Сделала аборт.
— Это точно?
— Это с ее слов. Но не думаю, что в свои двадцать два года она мечтала о судьбе матери-одиночки.
— Морваль знал?
— Да. Он оплатил операцию и устроил ее в больницу по знакомству.
— Значит, мы вернулись к тому, с чего начали. У нас опять никакого мотива.
В трубке снова послышался посторонний шум. Издалека донеслось завывание сирены. Бенавидиш чуть помолчал и сказал:
— Если не считать того, что ребенку сегодня было бы лет десять-одиннадцать.
— Никакого ребенка не было. Она же сделала аборт.
— А вдруг?
— Никаких «вдруг», Сильвио.
— А если она врет?
— Тогда зачем она стала бы тебе рассказывать, что залетела?
Настало долгое молчание.
— Я все думаю про пятую любовницу, патрон, — наконец сказал Бенавидиш. Он больше не шептал. — Про ту пикантную сцену в гостиной Морвалей. Женщина в синем халате, которую мы пока так и не установили. Если бы нам удалось расшифровать цифры на обороте фотографий…
Послышался топот каблучков. Наверное, прибежала старшая медсестра и велела инспектору Бенавидишу прекратить безобразие.
— Блин, Сильвио. У меня из-за тебя весь сон слетел. — Он вздохнул: — Ладно, надо все-таки поспать. Не забудь, завтра встречаемся на рассвете. Попробуем пошарить на дне реки. Прихвати сачок.
ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ
22 мая 2010 года
(Мельница «Шеневьер»)
ОСАДОК
46
Тот, кто строил мельницу, особенно донжон, наверняка держал в голове, что из окна пятого этажа сможет видеть все, что происходит в деревне. Можете называть его как угодно, сторожевой башней или наблюдательной вышкой, факт остается фактом: если не считать церковной колокольни, лучшей смотровой площадки не найдешь во всем Живерни.
Я вижу отсюда всю деревню, луг, простирающийся до самого Крапивного острова, ручей, сад Моне. Я прекрасно вижу место преступления. Можете не сомневаться: в этом театре у меня билет в лучшую ложу. Под театром я разумею убийство Жерома Морваля.