Черные кувшинки
Шрифт:
Сейчас я наблюдала за тем, как в ручье стояли, закатав по колено штаны, полицейские. Видок у них был мрачноватый. Даже заместитель главного начальника Бенавидиш влез в воду. На берегу остался только инспектор Серенак. С ним какой-то тип в очках и с кучей странных инструментов. Он поочередно опускал их в воду, а потом перекладывал поднятый со дна песок в выставленные в рядок на берегу контейнеры.
Нептун тоже там — куда же без него? Носится в зарослях папоротников, что-то вынюхивает. Этой собаке — главное, чтобы что-нибудь происходило, а уж он присоединится. Кроме того, он уже понял: инспектор Серенак неравнодушен к собакам и не скупится
Обратите внимание: я хоть и подсмеиваюсь, но скорее так, по привычке. На самом деле идея обыскать дно ручья не кажется мне такой уж глупой. Странно, что они раньше не сообразили. Вы, конечно, решите, что провинциальные сыщики — все как один тугодумы, но не спешите с выводами. Критиковать других легко. Не забывайте, что красавец инспектор, возглавляющий расследование, в последние дни отвлекался на совсем другие мысли. Я бы даже сказала, что, будь его воля, он с гораздо большим удовольствием исследовал бы совсем другие глубины… Но кто я такая, чтобы подшучивать над доблестным полицейским? Старая ведьма, которой даже не с кем поговорить. Потому-то я и торчу целыми днями у окна. Выглядываю из-за шторы и наблюдаю.
47
Три агента из Вернонского комиссариата методично, квадратный дециметр за квадратным дециметром, обшаривали дно ручья. Нельзя сказать, чтобы они так уж верили, что выловят что-нибудь существенное. Мэр Живерни говорил, что коммунальные службы чистят русло каждый месяц. «Это самое малое, — заявил он, — что мы можем сделать для скромного ручья, носящего гордое звание главной водной артерии французского импрессионизма. И мы это делаем!»
Мэр их не обманывал. Несмотря на все старания полицейских, их «улов» оказался весьма скромным. Пара размякших картонных коробок, банка из-под газировки, куриные кости…
И весь этот ерундовый мусор отправится на анализ в полицейскую лабораторию.
Сильвио Бенавидиш засыпал на ходу. Глаза у него слипались. «В подобном состоянии, — подумал он, — ничего не стоит навернуться и разбить себе голову. Даже если рана окажется несмертельной, ее может оказаться достаточно, чтобы человек потерял сознание и рухнул лицом в воду. И как следствие захлебнулся и утонул».
Настроение у Сильвио тем утром было отвратительное. После разговора с Лоренсом Серенаком он так и не лег спать. Медсестры настойчиво спроваживали его домой, но он проигнорировал их советы. В конце концов статус полицейского давал ему некоторые преимущества. Поэтому он всю ночь просидел на стуле в приемной, под плакатами, предупреждающими о вреде спиртного и табака для беременных женщин, время от времени заглядывая в палату к спящей Беатрис. Он пытался дремать, но в голове неотступно всплывали три проклятые колонки из таблицы. До сих пор незаполненные.
На протяжении последних дней он без конца размышлял о загадках, связанных с этим делом. Например, что это за легенда о черных кувшинках? Амаду Канди наверняка слышал о ней, как и Морваль. И с какого боку сюда приплелась история о мальчике, утонувшем ровно на том же месте в 1937 году? Как его звали? Ах да, Альбер Розальба. При чем тут поздравительная открытка ко дню рождения, адресованная 11-летнему ребенку? И зачем на ней наклеена бумажка с цитатой из Арагона? «Преступно мечтать, ждет виновного кара…» Что обозначают эти слова? И эти цифры на обратной стороне фотографий, запечатлевших любовниц Морваля? Он чувствовал, что каждая из этих
Сильвио посмотрел на Серенака. Он никак не мог понять, то ли патрон действительно с интересом слушает рассуждения специалиста-геолога, то ли только делает вид, что ему интересно. Проблема в том, что Серенак не верит в метод «собери пазл». Он предпочитает ухватиться за одну-единственную ниточку, но уж тянуть будет изо всех сил. Сильвио не покидало ощущение, что это неправильно, что так они никогда не докопаются до правды, не размотают клубок загадок, а лишь больше его запутают. Тем более что ниточка в любой момент может просто лопнуть.
Лувель между тем вытряхивал песок уже из третьей пластиковой бутылки. На деле оказалось, что мусора на дне «главной водной артерии французского импрессионизма» хватает. Геолог рассматривал каждый поднятый предмет с чисто научной беспристрастностью и всякий раз приходил к одному и тому же выводу: нет, представленный объект не настолько стар, чтобы застать в живых Клода Моне, и не имеет никакого отношения к трупу Жерома Морваля.
Сильвио снова посмотрел на Серенака. Никто не скажет, что он не пытался убедить патрона. Тот вроде бы со всем соглашался и даже обсуждал с ним информацию из всех трех колонок таблицы. Но упорно не желал прислушиваться к тому, что противоречило его интуиции. А интуиция твердила ему, что все крутится вокруг Стефани Дюпен. Что учительнице угрожает опасность. И у этой опасности есть имя — Жак Дюпен. Сильвио честно старался быть объективным. Но, по его мнению, Стефани Дюпен с равным успехом могла претендовать как на роль потенциальной жертвы, так и на роль главной подозреваемой. Он сказал об этом Серенаку, но тот, упрямая ослиная голова, просто от него отмахнулся. Ему важны не факты, а внутреннее чутье. Что тут поделаешь?
За прошедшую ночь Сильвио о многом передумал. Он признался себе: Серенак нравится ему не меньше, чем он понравился Беатрис. Вот ведь парадокс! Они такие разные, но работать с ним — одно удовольствие. Наверное, они друг друга дополняют. Вместе с тем у него зародилось предчувствие, что надолго Серенак в Вернонском комиссариате не задержится. Его опять куда-нибудь переведут. Здесь, на севере, не принято доверять интуиции. Особенно если интуиция основана не на том, что у тебя в голове, а на том, что в шта…
— Что-то нашел!
Это крикнул Лувель. Его моментально окружили остальные.
Лувель погрузил в песок обе руки и извлек на свет какой-то прямоугольный предмет. Геолог подставил под предмет пластиковый ящик, в который стряхивали песок. Постепенно всем стало ясно, что за предмет держит в руках Лувель.
Его находка оказалась ящиком для красок.
Сильвио вздохнул. Опять мимо. Наверное, кто-то из художников выбросил. Во всяком случае, точно не Морваль. Тот собирал картины, но сам их не писал.
Лувель аккуратно поставил находку на берег. Геолог просеивал осыпавшийся с ящика песок через решето.
— Сколько она там провалялась? — спросил агент Мори.
Геолог сверился со своими приборами.
— Не больше десяти дней, — ответил он. — Ящик бросили в реку не позднее вчерашнего дня и не раньше того дня, когда был убит Морваль. Семнадцатого мая шел дождь. Аллювиальные отложения, принесенные дождем, имеют свои отличительные особенности. После семнадцатого дождей больше не было. Для надежности накинем пять дней «до» и пять «после».