Черные молнии. Повелитель Ижоры
Шрифт:
Изгнанник Влас уходил последним. На лесной тропинке он замедлил шаг и свернул в сторону. Родом из псковских славян-кривичей, он один жалел об Ингваре. И он решил ждать молодого ярла из похода – с победой, в которую никто не верил, или с поражением, в которое верить не хотелось.
Теперь он смотрел на Филиппа сочувственно.
– Не печалься так, мой ярл, – сказал он. – Я знал раньше. Прости.
– Ты знал раньше? – спросил Фил упавшим голосом.
– Было знамение: придет конец Ижоре. Все покинули Хорса, творили зло, и боги разгневались. Хорс отвернулся от
Понять его теперь было непросто. Почему-то он вздумал говорить на старинном славянском наречии, торжественно и велеречиво, как в церкви. В иное время Фил только посмеялся бы, но сейчас словно проглотил язык.
– Что-то случилось там, на поляне, – предположил Ники.
– Мы прогневили Хорса, – повторил Власик угрюмо. – Перун дышал пламенем. Святовид ослеп.
Сразу несколько мыслей, одна другой мрачнее, теснились у Фила в голове.
– Кто-то включил излучатели, – тихо сказал Ники. – Кто-то воспользовался ревайндером. Перун дышал пламенем… наверно, что-то перемещали тяжелое. Много сразу. Я знаю, кто это мог быть, Фил.
– Он умер, – отозвался Фил, будто не слышал. – Какая теперь разница.
– Все не так просто.
Ники со скрипом выдвинул ящик стола. Посветил фонариком. Печально кивнул, будто нашел там то, что искал.
– Мне кажется, это для тебя, Фил, – сказал он.
Письмо было написано быстрым уверенным почерком, будто писавший дорожил каждой минутой. И это не был почерк Ингвара.
Филипп разгладил бумагу на столе и придвинул свечу ближе.
«Привет, мой конунг, – читал он. – Если ты это читаешь, значит, ты все-таки вернулся. Тогда не обижайся, что я тебя не дождалась. Видишь ли, все получилось спонтанно. И сейчас, извини, у меня не так много времени: мне еще нужно прогревать этих долбаных истуканов, а энергия, кажется, на исходе».
Строчки плясали перед глазами, и Фил болезненно щурился.
«Да, Филик, я ухожу, – продолжала Диана. – Мне здесь надоело. К тому же с большими деньгами в нашем времени куда интереснее. Это ведь и наш добрый Ингвар понимал. Вообще-то это была его идея – возвратиться в наш мир, поднакопив золота... он ведь и тебе хвастался, правда? Но я решила, что он может и подождать. А чтобы он не спорил, я дала ему несколько наших веселых таблеток, ну, ты их знаешь. Подсыпала прямо в вино. Правда, боюсь, несколько больше, чем обычно – иначе старик становится таким надоедливым... Теперь он спит прямо в кресле. Наверно, видит сладкие сны. Впрочем, он выпил лишнего, как обычно, поэтому сложно представить, что он там видит».
В конце строчки Диана нарисовала забавный смайлик.
«Веселые таблетки… – думал Фил. – Она знала, что делает. Она знала».
С тяжелым сердцем он читал дальше:
«Прости, если все вышло не совсем так, как мы с тобой думали, помнишь? Я хотела бы уйти вместе с тобой и малышом Ники, честно (снова смайлик). Но я не могу ждать. Пока конунг... спит... здесь становится опасно. Мне кажется, эта реальность на глазах деградирует, если только ты правильно поймешь это слово, мой хороший».
«Я все правильно понял», – тоскливо подумал Фил.
«Так что прощай, мой
Последние слова были вместо подписи. А чуть ниже была приписка:
«P.S. Кстати, там, откуда я родом, меня действительно звали так».
Фил медленно скомкал письмо.
– Что там было? – спросил Ники.
– Так, ничего.
– Она убила его, – с уверенностью сказал Ник. – Убила, как только он стал ей не нужен. Она забрала ноутбук и оставила нас здесь. Я никогда ей не доверял, Фил. Я хотел тебе сказать, но ты все равно не слушал…
– Замолчи.
С минуту никто не произносил ни слова. За окнами светало. Небо над лесом заалело так, что было больно смотреть.
Тело Ингвара по-прежнему лежало ничком, и его седой затылок в лучах восходящего солнца казался окровавленным. Чуть позже Фил заметил, что дело обстоит еще печальнее. На шее мертвеца действительно запеклись бурые пятна: похоже было, будто перед смертью кровь шла у него из ушей.
– Нужно похоронить его, – сказал Влас. – Он был сильный конунг.
Филипп не ответил. Он проглотил комок в горле и отвернулся.
– Пойдем, – сказал Ники Власику. – Наверно, ему надо побыть одному.
Вдвоем они молча спустились по лестнице. Фил безучастно наблюдал за ними. Никто сейчас не смог бы понять, что у него на уме.
Пока шаги не затихли внизу, Филипп сидел за столом, не двигаясь. Потом взял в руку подсвечник. Внимательно поглядел на пламя, на оплывающий воск свечи, для чего-то тронул фитилек – огонь едва не погас, а горячий воск обжег Филу палец. Он поставил свечу обратно на стол.
Поднялся из-за стола.
Остановился над неподвижным телом.
– Вот так, отец, – сказал он негромко. – Зачем только ты послал меня в этот поход? Видишь, что из этого вышло?
Как и следовало ожидать, Ингвар не отвечал.
– Зачем я вообще отыскал тебя, – сказал Филипп. – Жил бы себе и жил. Работал бы курьером.
Ответом снова была тишина.
– А что, если бы все когда-то случилось иначе? – спросил Фил опять. Он присел на корточки над мертвецом, глядя на его поредевшие, растрепавшиеся, когда-то такие же рыжие волосы. – А что, если бы ты не изобрел никакой «Rewinder»? Ты бы просто жил с нами, со мной и с матерью. Научил бы меня программированию. Мы купили бы машину, ездили бы… на залив… а?
Откуда-то взявшаяся муха, жужжа, прилетела и уселась Ингвару на шею. Фил взмахнул рукой, и муха убралась.
– А теперь вот ты умер, – сказал Фил. – А мне тебя даже не жалко как следует. Потому что я не успел к тебе привыкнуть. А ты?
Часть 25
Он осторожно взял мертвое тело за плечо. Попробовал перевернуть. Тело оказалось тяжелым и неповоротливым. Фил случайно дотронулся до ингварова уха: оно было холодным и отчего-то сырым, как кусок мяса в мясном магазине.