Черные Шипы
Шрифт:
Моя собственная потребность в насилии почти отсутствует. Это определенно не так сильно, как было несколько минут назад.
— Секундочку, — говорю я Оуэну и смотрю на холм.
Там ничего нет.
Ангела, которого я создал, больше нет.
Может быть, ее вообще не существовало.
Только она это сделала.
И я позабочусь о том, чтобы впредь не спускать с нее глаз.
Хоть бы снова увидеть ее плач-улыбку.
Или просто улыбку.
Или просто плач.
Или ещё хоть раз увидеть её.
Глава 6
НАОМИ
Я
Не в силах сопротивляться, я слепо протягиваю руку, пока не касаюсь рукава Себастьяна. Он больше не пересказывает события первого дня, когда он "встретил" меня, но я еще не закончила слушать.
Я еще не устала слушать, как он говорит, что на самом деле знал о моем существовании с самого начала.
Он мог не показывать этого, но он знал, обо мне. Возможно, так же долго, как я знала о нем.
— Почему ты плакала в тот день? — его голос тихий, почти неуверенный, что так на него не похоже. Обычно он излучает спокойную уверенность, но сейчас он показывает мне ту свою сторону, которой раньше не было. — Я так долго ждал, чтобы задать этот вопрос.
Мне даже не нужно сильно думать об этом. Я помню это так ясно, как будто это было несколько дней назад. — Ты уверен, что хочешь знать? Это глупая причина, и мне очень не хочется разрушать твои воспоминания.
— В тебе нет ничего глупого, Нао.
Я крепче сжимаю его рукав. — Это был мой день рождения. Мама спросила меня, какой подарок она может мне сделать, и я сказала ей, что хочу папу. Ей это не понравилось, и мы сильно поссорились прямо перед моим уходом в школу. Вот почему я плакала. Видишь? Это глупая причина.
— Это не так. Почему ты потом улыбнулась?
— У меня был тревожный подростковый момент, когда я подумала: " Эй, может быть, мир был бы лучше без меня". Затем я подняла глаза и попросила знак, чтобы показать мне, что я как-то важна и что мое существование имеет значение. Это могло быть что угодно, лишь бы я это почувствовала. Именно тогда лист упал мне на нос, и по какой-то причине у меня так закружилась голова. Скучно, я знаю. Я разрушила твой образ этого воспоминания”
Себастьян хватает меня за руку и тянет вниз, так что моя голова оказывается на его мускулистом бедре. Он приглушенно вздрагивает, и даже в темноте я могу представить, как глубоко между его бровями залегла морщинка.
Его тонкие пальцы перебирают мои волосы, нежно поглаживая. Мне нужны все силы, чтобы не застонать, и вместо этого я пытаюсь встать, чтобы не причинить ему боль.
Себастьян кладет стальную руку мне на верхнюю часть груди, запрещая двигаться. — Ты ничего не испортила. Ты только усилила его, и знаешь, что это значит? Ты застряла со мной, детка.
Мне снова хочется заплакать, но я шмыгаю носом, чтобы не превратиться в плаксу. Мне
— Даже когда я умираю?
— Ты не умираешь! — мой голос срывается. — Мы выберемся отсюда.
— Шучу. Я всего лишь пытался сыграть на твоем сочувствии.
— Больше так не делай, — мои пальцы впиваются в его штаны, и я изо всех сил пытаюсь выкинуть из головы образ его умирающего.
Эта мысль душит меня.
Это перехватывает мое дыхание и оставляет меня с запутанными, хаотичными мыслями.
— Я просто играю с тобой, Цундэрэ, — его голос становится тише, и это почти успокаивает, несмотря на оттенок боли. — Я бы не оставил тебя одну после того, как прождал три года.
— Ты… ждал?
— Я думаю, что да.
— Чего ты ждал?
— Я не знаю. Может быть, возможность.
Я усмехаюсь. — Ты мог бы использовать свою собственную возможность, не дожидаясь ставки Рейны.
— В этом-то и проблема. Я не знал, что мне нужно сделать ход, пока этот ублюдок Джош чуть не забрал тебя. Угрозы заставили меня принять меры.
— У Джоша не было бы ни единого шанса. Высокомерные футболисты не в моем вкусе.
— Кроме меня?
— Я никогда этого не говорила.
— Тебе и не нужно, Цундэрэ. Я наблюдал за тобой достаточно долго, чтобы распознать твое горячее и холодное отношение.
Я прикусываю нижнюю губу и глубоко вдыхаю, втягивая в себя его запах, смешанный с кровью и чем-то еще. — Не могу поверить, что ты следил за мной три года, а я ничего не заметила.
— Я весьма хорош. Кроме того, ты, как правило, не замечаешь того, что тебя окружает, особенно когда на тебе наушники.
— Но не ты, — бормочу я. — Видишь ли, я тоже наблюдала за тобой.
— Ты что?
Я киваю на его бедре. — С первого дня, как я пришла в школу. Ты, наверное, этого не помнишь, но я помню. Чётко.
Он замолкает на мгновение, и я слышу только гортанные звуки его дыхания в темной тишине. Это навязчивый и оборванный звук, явный признак того, что он нуждается в помощи, и не важно, насколько сильно мы обманываем себя, веря, что с нами все будет в порядке, скорее всего, это не так.
Я резко втягиваю воздух и решаю оставаться здесь и сейчас, даже если это только временно.
Настоящее — это все, что у нас есть.
— Это было в мой первый день в старшей школе Блэквуд. В очередной раз я разозлилась на то, как мама постоянно переезжала из одного города в другой. Не то чтобы я любила Сан-Франциско, но так долго чувствовала себя там как дома. И ни с того ни с сего мама сказала мне, что купила дом в каком-то городке, полном богатых людей. Мы и раньше жили в маленьких городках, и я ненавидела их все. Люди в тех местах были в основном расистами, узколобыми придурками, но маме, похоже, было все равно.