Черными нитями

Николаева Лина

— Отец сказал, что главы гильдий придут со своими семьями, и я должна быть рядом. Я с радостью приму твоё приглашение на другой день.

— Когда же мне не стоит тебя ждать? — Рейн снова улыбнулся. Всё внутри дрожало от нетерпения.

— В следующий четверг у нас состоится ужин. Мы можем увидеться в пятницу.

Аст победно рассмеялся, и Рейн хотел смеяться вместе с ним. Ха, у Анрейка явно меньше шансов! Он узнал, что глава Церкви плетёт интриги за спиной Инквизиции, и в четверг состоится новая встреча с учёными и торговцами. Эль будет на этом вечере, а когда они увидятся вновь,

она расскажет, о чём они говорили.

— Рейн, я хочу увидеть твоё лицо, — в голосе девушки послышался каприз.

— Практики не снимают чёрное и не снимают маску, — ответил он, но уже не чувствовал привычной твёрдости.

— Боишься, — заметил Аст.

Демон понимал всё раньше самого Рейна и всегда был прав, но впервые захотелось, чтобы это оказалось не так.

— Обычно не снимают, но могут, я знаю.

Девушка придвинулась ближе, так, что Рейн почувствовал её дыхание. Она подняла руки и осторожно потянула за верёвки на затылке, стягивающие маску. Эль придвинулась так близко, она, дочь главы Церкви, одного из самых могущественных людей Кирии, что Рейн не смог пошевелиться.

— А ты ли взял её в клетку? — спросил Аст так громко, так отчётливо, что казалось, демона могли услышать все, а не только Рейн.

Маска упала на скамейку, и Эль уставилась на клеймо. Она ещё была так близко, что горячее дыхание девушки касалось щеки. Рейн отодвинулся от неё и выжидательно посмотрел. Ну вот сейчас она отшатнётся, крикнет что-нибудь. А может, сдавленно охнет и округлит глаза от ужаса. Каких кошмаров о ноториэсах наговорил ей папочка? Ну, где же реакция?

— Так вот почему… — начала она и не закончила.

Рейн ухмыльнулся. Так вот почему он попал в Инквизицию? Так вот почему стал практиком?

— Да, я — ноториэс. И что?

Эль вздрогнула, но не отвела взгляд.

— Ничего. Как это случилось?

Рейн на секунду опешил. Ну да, ничего… Но этого же никто не понимал. Наверное, эта Эль действительно дура и забыла, как становятся ноториэсом. Рейн ещё раз ухмыльнулся.

— Я убил другого ученика. Взял его за волосы и ударил виском об стол. Знаешь ли, это самый простой способ убить человека, если нет оружия. Мне было тринадцать.

Эль задрожала и обхватила себя руками.

— Как ты пережил воспитание? Ты перестал слушать своего демона? О… — Эль начала, сбилась и продолжила: — О ноториэсах говорят разное.

Рейн свысока глянул на девушку и пренебрежительно улыбнулся.

— Я ведь исправился тогда. Голод, порка и регулярные проповеди легко сломали тринадцатилетнего мальчишку. Я был готов отказаться от чего угодно, лишь бы съесть кусок свежего хлеба и перестать чувствовать боль. Когда я вышел из Чёрного дома, я знал, что заслужил всё, что со мной сделали. Скромно держался в стороне, говорил, только когда ко мне обращались, покорно выполнял всё, что велели старшие. Но кому это было нужно? Как бы я ни старался, что бы ни делал, только слышал вслед презрительное или испуганное «ноториэс». И я сломался ещё раз. Вернее, тот я, каким меня пытались сделать. Ноториэс? Пусть так. Если я не могу стать своим, нет смысла надевать маску этой лживой добродетели. Остаётся только быть собой, уж как умею, и, может, кто-нибудь

примет меня таким.

Рейн опустил глаза, но внутри чувствовал торжество. Клетка всё прочнее. Такие, как Эль, любят жалеть. Что-то сказать от сердца, что-то преувеличить — рецепт прост. Если бы Энтон слышал всё это, он бы точно повысил жалование.

— Но это же правда, без преувеличений, — с тоской в голосе заметил Аст. Рейн раздражённо дёрнул плечом.

Эль молчала. Она тоже отвела взгляд и тихо спросила:

— Как же ты оказался в Инквизиции?

— У меня был простой выбор: стать бродягой и научиться воровать или пойти в практики. Я думал, это поможет мне исправиться в глазах других — как же, служу правому делу, убиваю врагов веры и государства. Не помогло.

Эль помолчала, затем произнесла:

— Я ведь сама ноториэс в каком-то роде. Дочери главы Церкви просто не могло быть легко. Каждый боялся, что, если я обижусь, отец натравит инквизиторов. Мне поддавались в играх. Уступали всё самое лучшее. Ставили хорошие оценки, даже если я не сдавала работу. А когда поняли, что я ничего не скажу отцу, сделали пустым местом, будто отыгрывались за то услужение, которое они должны оказывать ему.

— А твои друзья? — осторожно спросил Рейн. — Я видел, что ты сидела не одна.

— Каждый думает, что дочь главы Церкви может ему что-то дать. Им нужен мой отец, а не я.

— Ты точно жестокий ублюдок, — прошептал Аст.

Рейн сочувственно поглядел на Эль. А ведь он мог бы оставить её, оставить прямо сейчас. И плевать, что скажет Энтон, плевать на место в Инквизиции. Было бы за что держаться! Но как тогда раздать долги и всё вернуть?

«Это спор», — напомнил он. Она сама поспорила на практика.

Эль невесело улыбнулась.

— Только сейчас я нашла друга под стать мне. — она смущённо отвела взгляд. — Рейн, погуляем завтра в парке?

— Да, кира Эль, — практик с улыбкой склонил голову.

— Может, это не из-за спора? — в голосе Аста послышалась надежда.

Рейн завязал маску и протянул Эль руку. Из-за спора. Только так и можно было заговорить с ноториэсом. Ничего, он начнёт свою игру: против других за право вернуть своё.

Глава 6. Шаг вперед

Рейн насвистывал весёлую мелодию и неторопливо брёл по улицам Лица. День выдался пасмурным и ветреным, прохожие попрятались по домам в ожидании грозы, но он едва замечал непогоду.

— Рано радуешься, — осадил Аст. — Ты не знаешь, что добыл Анрейк.

Рейн пожал плечами.

— Если сейчас он обошёл меня, это ненадолго. У меня появился хороший информатор.

Аст фыркнул в ответ.

— И поэтому ты вспомнил её только за утро три раза, из-за болтовни, да?

— Даже если не только, то что? Работа для меня важнее всего. Не ворчи.

— Это твоё ворчание. Сам знаешь.

— Знаю, знаю, — эхом откликнулся Рейн.

Он замер перед Чёрным домом и оглядел площадь. Вон там, чуть левее, мать умоляла отца не отдавать сына на перевоспитание, а сам он валялся в его ногах и просил о том же. Прошло восемь лет, но воспоминание возвращалось раз за разом, стоило только подойти к двери.