Черный ангел
Шрифт:
— А теперь покажем, как мы умеем креститься. — Отец Михаил принимает позу дирижера симфонического оркестра. — Ну-ка все вместе, три-четыре… Эй, дядя… Да, ты… Ты бы еще левой ногой это делал. Кто же так крестится? Внимание, все смотрят на меня. Показываю для всех, а для тебя в особенности. Правой рукой. Подчеркиваю — правой. Все знают, где правая рука? А ну, все подняли правую руку вверх. Так, чтобы видел. Нет, женщина, это не правая рука… Что? Какая рука? А вы как думаете? Если она не правая, то какая? Или у вас их пять? Вы подняли левую, а мне нужно правую… Ну и что, что вы левша? Разве я об этом спрашивал? Это вам не… не ложку держать. Так, все поднимаем правую руку. Вот теперь вижу… знаете. Теперь складываем три первых пальца правой руки вместе концами, ровно, два остальных пригибаем
Я проникаюсь невольным уважением к этому батюшке. Серьезный тип. Прав был настоятель, когда посоветовал ему не закрываться в монастыре, а работать с народом. Прав.
Проведя инструктаж, Карелин приступает к обряду. Обряд тот час же фиксируется несколькими объективами, что дает мне возможность не возбуждая подозрения тоже отщелкать батюшку в разных ракурсах.
По окончанию Карелин по очереди обходит цепочку людей, раздавая благославление. Свыкнувшись со своей ролью стороннего наблюдателя, на короткое время упускаю из виду, что для отца Михаила, я всего лишь один из приглашенных на крестины и вспоминаю об этом только тогда, когда он оказывается передо мной. Делать нечего, я тоже прикладываюсь губами сначала к кресту, потом к руке, выражая про себя надежду, что батюшка имеет привычку мыть руки с мылом, после посещения отхожих мест. Глядя на его ладонь, мне невольно приходят на память строки из повести Шукшина «Калина красная», разговор главных героев, если кто помнит: «Это с такими руками — ты бухгалтер! Такими ручищами только замки ломать, а не на счетах…»
Но дело не только в его руках. Иметь крепкие руки и крепкое телосложение не преступление. Просто на верхней стороне ладони возле основания большого пальца я замечаю маленькую, побледневшую от времени и потому еле-заметную татуировочку: пять маленьких точек, как число пять на игральной кости. В нашей стране, где согласно официальной статистике, каждый десятый, либо уже сидел, либо только отбывает срок, значение этой незатейливой картинки известно даже школьникам. Значит, Вано был прав — у отца Михаила уголовное прошлое.
Сведения, добытые Альваресом, с которым я встречаюсь вечером, усиливают подозрения, относительно Карелина.
— С этим батюшкой что-то не то, — говорит Вано. — Не совсем чисто с его анкетой. Вернее нет: я неправильно выразился — с его анкетой все слишком чисто. Я был в ЖЕКе, на подведомственной территории которого находится дом батюшки Михаила. Задвинул телегу паспортистке, что я, мол, судебный исполнитель, которому поручено разыскать злостного неплательщика алиментов. Имя я взял с потолка, но заявил, что, возможно, этот человек сменил свое «заглавие» и теперь называется совсем по-другому. За мои красивые глаза и некоторую сумму, мне позволили кинуть взгляд в домовую книгу. Переписал я все данные Карелина и стал дальше копать. И выяснилось, что дальше то ничего и нет! Такое впечатление, что он с неба свалился сразу в девяносто четвертый год, когда появился в монастыре с кучей денег. Паспорт, согласно записи, ему выдали в нашем же городе в декабре девяносто третьего. На первый взгляд, ничего странного в этом нет. Тогда как раз начался массовый обмен старых советских паспортов на новые. Родился он, опять таки согласно паспорту, тоже в нашем городе. Остаток времени и денег я потратил на то, что побывал в районных ЗАГСах, и даже добрался до городского архива. Так вот, следов Михаила Николаевича Карелина, родившегося в мае шестьдесят третьего года, я нигде не нашел. Свидетельство о рождении этого человека в нашем городе не выписывалось. Потом я отправился в паспортный стол. У меня там двоюродная сестра жены работает — старший лейтенант. Результат меня ошеломил — такой паспорт тоже не выдавался! Нет, паспорт настоящий, печати, подписи и все такое прочее, но анкеты Карелина, его заявления, которые обязательно подаются в паспортный стол для получения паспорта, нет. Тогда я сел, пошевелил мозгами и вспомнил, что примерно в это время, то есть ближе к середине прошлого десятилетия, у нас были разоблачены два чиновника МВД, которые тырили чистые бланки паспортов нового образца! Ты улавливаешь
— Михаил Карелин пришел в монастырь под чужим паспортом?
— Под своим паспортом, под своим! Другое дело, что этот паспорт липовый, как, уверен, и имя. Раньше его звали как-то по-другому.
— Да, странный тип, но на убийцу Воронова он по портрету не подходит. Свидетель показал, что человек, сидевший за рулем «Москвича», был очень коротко подстрижен. А у Карелина патлы. Найти киллера, по чисто техническим причинам, он не мог. У него просто не хватило бы времени, если только он не сносился с преступным миром.
— А если сносился?
— Человек, который хочет стать монахом, не будет сохранять связи с уголовной средой. Хотя ты прав, что-то есть в этом человеке, — говорю я, разглядывая фотки, которые сделал цифровой камерой.
— Слушай, Вано, а можно на компьютере ему прикид поменять? Чтобы морда его осталась, а одежда была другая. Не хочется, чтобы Жулин знал, что речь идет о духовной особе.
— Конечно можно.
— Вот и чудесно. Тогда замени ему этот его малахай на что-нибудь нейтральное. На пиджак там или свитерочек. Только не затягивай с этим.
Альварес обещает выполнить мою просьбу этим же вечером — у него дома есть компьютер.
3
Возвращаюсь домой я поздно, но Тамарки, которая собиралась после работы заскочить к подружке, еще нет, и мне приходится ужинать одному. Проглотив порцию пельменей, и запив их зеленым чаем с лимоном, я сваливаю тарелку и кружку в раковину, предоставив Тамаре Андреевне почетное право мыть посуду. Сам же, с трудом разыскав валяющийся под диваном пульт, растягиваюсь перед телевизором, как и подобает приличному главе семейства. По всем каналам полным ходом шпарят боевики и только по одному — повтор передачи «Что, где, когда» столетней давности. На нем и останавливаюсь.
Телезритель — учительница средней школы из Больших Мурашек задает вопрос команде знатоков, чем таким особенным были обтянуты кресла, на которых восседали судьи в древнем Вавилонском государстве. Знатоки начинают срочно совещаться и, корча рожи, выкрикивают самые разнообразные варианты ответов. Минута проходит, капитан команды озвучивает свою собственную версию: кресла судей были обтянуты кожей их предшественников, которые были изобличены в кривосудии и выносили несправедливые приговоры. Сидя вот на таких гарнитурах, новые судьи не очень-то горели желание брать мзду. Ответ правильный и знатоки получают балл в свой актив. Глядя, как капитана команды остальные игроки, в знак крайнего восхищения, похлопывают по плечам, так что он едва удерживается, чтобы не свалиться под стол, начинаю испытывать раздражение.
Щелкаю дистанционкой — экран гаснет. Тишина. Почему мне вдруг стало не уютно? Может, жалко стало вавилонских судей? Ничего подобного. Так им и надо. Судить надо правильно, как подсказывает закон, совесть и здравый смысл. И, тем не менее, этот интересный древний обычай опять напоминает, в каком виде находился убитый областной прокурор Перминов. С него ведь тоже шкурку сняли. И на эту шкурку посадили то, что от прокурора осталось. Интересно, а виски из судейских голов тоже пили древние вавилоняне? Не знаю, но думаю, что нет. И областных прокуроров у них тогда еще не было. Все, стоп… Это уже крыша съезжает. Не от этого мои нервы начинает колбасить — сыт я по горло всякими древностями: я хочу жить в настоящем. История, конечно, штука интересная, когда ею не подменяют настоящее. А здесь?
Сначала скифы и князь Святослав, потом эти неумытые, вонючие и вечно вшивые варвары-феодалы, которые только и знали, что носится с диким ревом по полям, рубя каждого встречного и поперечного, знать не знали и знать не хотели ничего другого, а теперь непонятно почему стали прообразом этого идеала настоящего мужика (что до меня, то будь моя воля, я бы отнес слово «рыцарь» в разряд бранных слов, и это было бы самым правильным), а теперь, когда я захотел скрыться от забот в телевизоре, а там мне про Вавилон талдычат. А что мне расскажут завтра? О том, как жрецы Майя вырезали у пленников сердца и показывали их восходящему солнцу?