Чёрный человек

Головачёв Василий Васильевич

– Спасатели, кто же еще, - забубнил Заремба в спину.
– Некто Жостов и двое врачей, одного я немного знаю по практике - Джума Хан, врач "Скорой".

"Улитка" вынырнула из коммуникационной шахты у двери с зеленой полосой под номером два, бесшумно свернула прозрачные перепонки выхода.

Бокс номер два был собственно нейроклиникой, и заведовал ею Готард Стобецкий, нейрофизиолог и врач с тридцатилетней практикой. Шел ему шестьдесят второй год, но выглядел он на тридцать пять: молодой, гладколицый, уверенный и обстоятельный до пунктуальности. Ошибался Стобецкий редко и, вероятно, поэтому не допускал мысли, что может быть

не прав. Это его качество раздражало Мальгина, но в остальном они давно притерлись друг к другу и хорошо знали свои возможности, сильные и слабые стороны, хотя это не мешало им вести деловые и неделовые споры и отстаивать свою точку зрения. Но не до вражды.

Пространство клиники было функционально и эстетически организовано таким образом, что любая палата - а их было около трех десятков имела прямой лонж-выход в операционный и процедурный комплексы, и выглядело это ячеистыми янтарными выступами, напоминавшими обнаженные светящиеся пчелиные соты, которые упирались в причудливо изогнутые палевые "бутоны" реанимакамер. Дежурный терминал управления операционной прятался в хрустально-белом "бутоне", сквозь стенки которого были видны врачи за двумя развернутыми пси-вириалами [Пси-вириал - блок управления с конформным преобразованием аппаратуры, заменивший устаревшие пульты; содержит аппаратуру звукового и мысленного (пси) управления.] стационарного диагностера и медицинского информ-банка.

Стобецкий, заметив заведующего первым отделением, жестом попросил соседа освободить кресло. Мальгин, кивком поздоровавшись со всеми и пожав Готарду руку, сел. Виом напротив показывал внутренности реанимакамеры с телом Шаламова. В правой верхней четверти оперативного фронта изображения загорались и гасли строки бланк-сообщений, а чуть ниже - данные медицинского анализа.

– Нечто странное, - отрывисто бросил Стобецкий.
– У него парадоксальный статус абсанса [Статус абсанса - состояние больного, характеризующееся серией абсанов (кратковременных потерь сознания с последующей амнезией), в промежутках между которыми сознание полностью не восстанавливается.], резко нарушена нейроцитоархитектоника мозга: таламус сплющен и загнан в нейтропиль, оба полушария срослись в одно целое, промежуточный мозг проник в средний, сетчатое образование исчезло, мозжечок увеличился в объеме в два раза... ну и так далее. Никогда не видел ничего подобного!..

Левая нижняя часть виома отразила голографический разрез мозга пострадавшего. Алая стрелка показала узлы нарушений и переродившиеся участки коры.

– Кроме того, ПНС [ПНС - превертебральное нервное сплетение.] у него расположено прямо над тазом, а не на границе брюшной полости, добавил заметно волнующийся Билл-старший, заместитель Стобецкого, приступивший к работе всего три дня назад.
– Такое впечатление, будто оно "сползло". А corpus callozun [Мозолистое тело (лат.).] увеличилось и соединило полушария!

– По данным коллег, - Стобецкий кивнул в сторону группы мужчин в фирменных голубовато-зеленых комби - такие носили все врачи "Скорой помощи" и спасательной службы, - его организм большую часть времени отказывается регулировать деятельность внутренних органов.

– Что значит "большую часть" времени?

Один из гостей, рослый, черноволосый, загорелый до цвета красной меди, с хищным носом и черными цепкими глазами, придвинулся ближе.

– Это значит, что иногда этот парень вдруг сам выкарабкивается из

беспамятства и организм начинает ему подчиняться. Не надолго, на три-четыре минуты, но и это удивительно, ведь по сути он фрустрирован [Фрустрация - дезорганизация сознания личности.].

– Простите, с кем имею честь?

– Джума Хан, - представился черноволосый, и Мальгин понял, что его загар - нормальный, естественный цвет кожи.

– Нейрэктомию [Нейрэктомия - иссечение участка нерва.] делали? спросил Стобецкий, манипулируя секторами диагностера.

– Конечно, данные в персонбанке. У него прогрессирующая гетероплоидия [Гетероплоидия - изменение структуры некоторых хромосом.]. И при всем том парень умудряется всплывать из преисподней и разговаривать как вполне нормальный, почти здоровый человек! Очень сильная личность.

– Учтите, он ко всему еще и слеп, - невпопад вмешался Заремба, дыша в затылок Мальгину.

– Где Таланов?

– На связи с индийским филиалом, через пару минут явится.

Виом вдруг подернулся рябью, стершей все надписи. Приглушенно прозвенел колокол внимания. На мигающем огнями "кактусе" вириала зажглись голубые и зеленые огни отмены контактного контроля.

– Он просыпается, - быстро сказал Джума Хан.
– Зафиксируйте параметры в момент "всплывания", это важно.

– Пациент в сознании, - четко доложил инк-координатор клиники.

Виом прояснился.

Лицо Шаламова с открытыми глазами было повернуто к людям (видеокамерам, конечно), так что создавалось впечатление, будто он их видит, хотя спасатель был слеп.

– Джума, - позвал он.

В группе, обступившей Мальгина и Стобецкого, произошло общее движение.

– Я здесь, Даниил, - с небольшим опозданием ответил Джума Хан, покосившись на Мальгина.

– Где я?

– В Москве, в Институте нейрохирургии.

Шаламов помолчал: в зале повисла хрупкая тишина. Было видно, что держится спасатель с большим трудом, колоссальным напряжением воли по лицу его поползли капли пота.

– Клим, ты тоже здесь?

– Да, - каменно-твердо ответил Мальгин, шевельнув желваками.

Шаламов усмехнулся, не мигая. Заремба невольно поежился.

– Тогда я могу быть спокоен. Не давай никому меня резать, Клим, меня нельзя резать. Даже тебе. Понял? Даже тебе!.. Ты понял? настойчиво повторил спасатель.

– Да, - ответил Мальгин.

Шаламов еще несколько мгновений с улыбкой, кривой, понимающе-иронической, сожалеющей, странной, смотрел (не видя!) на замерших врачей, потом расслабился и откинул голову, глаза его закрылись.

– Потеря пульса, - отозвался инк.
– Активирую ВРС [ВРС - водитель ритма сердца.], дыхание, нейропинг, блокирую выделение избыточных доз вазопрессина, окситомицина.

– Дьявольщина!
– произнес Стобецкий.
– Это же невозможно!

– Что именно?
– сухо спросил Мальгин с чувством, близким к растерянности, глядя на тело друга, опутанное шлангами и проводами. Шаламов всегда был похож на дерзкого и удачливого пирата, по-мужски красивого, склонного к риску, решительного и упрямого, настолько уверенного в себе, в своей неуязвимости, что трудно было представить, будто с ним может произойти какое-либо несчастье. Во всяком случае, Мальгин знал его давно и никогда не думал, что Шаламов, олицетворяющий по натуре тип джек-лондоновского героя, вдруг окажется в положении смертельно больного...