Черный дом
Шрифт:
Грину удается протиснуть в легкие кубический дюйм воздуха.
— Как только сможешь дышать, убирайся отсюда. Хоть ползком. Возвращайся к своему автомобилю и уезжай. И не теряй времени, а не то наш общий друг до конца твоих дней усадит тебя в инвалидное кресло.
Медленно, очень медленно Уэнделл Грин поднимается на колени, шумно втягивает ртом воздух. Встает. Машет им открытой ладонью, но значение этого жеста остается загадкой. Может, просит Нюхача и Джека держаться от него подальше, может, говорит, что больше не будет докучать им, может, и первое, и второе. Согнувшись, прижимая руки к животу, он скрывается за углом.
— Наверное,
— Я не знал, успею ли опередить вас.
— Действительно, терпение у меня практически лопнуло.
Мужчины улыбаются.
— Нюхач Сен-Пьер. — Нюхач протягивает руку.
— Джек Сойер. — Джек чувствует, что его рука попала в медвежью лапу.
— Вы собираетесь оставить всю работу полиции штата или продолжите поиски Рыбака?
— А как по-вашему? — спрашивает Джек.
— Если вам понадобится помощь или подкрепление, вы знаете, к кому обратиться. Потому что мне очень хочется поймать этого сукина сына, а я полагаю, если кто-то и сможет это сделать, так только вы.
По дороге в Норвэй-Вэлли Генри, внимательно выслушав рассказ Джека о стычке с Грином и разговоре с Сен-Пьером, кивает:
— Уэнделл сфотографировал тело, это точно. Когда ты вышел из здания и направился к своему пикапу, я услышал, как дважды щелкнул затвор фотоаппарата, но решил, что фотографирует Дейл. Потом услышал вновь, когда ты, Дейл и Дюлак вошли в закусочную, и понял, что кто-то сфотографировал меня.
«Что ж, — сказал я себе, — похоже, к нам пожаловал мистер Уэнделл Грин», — и велел ему выйти из-за угла. Тут с криками понабежали все эти люди. Но я услышал, как мистер Грин, воспользовавшись суматохой, проскользнул внутрь и сделал несколько снимков. А когда вышел оттуда и встал у фасада, твой приятель Нюхач засек его и разобрался с пленкой. Нюхач — это что-то, не так ли?
— Генри, ты собирался мне все это рассказать?
— Конечно, но ты бегал вокруг, а я знал, что мистер Уэнделл Грин не уйдет, пока его не вышвырнут. Я больше не прочитаю ни одного написанного им слова. Никогда.
— Я тоже, — кивает Джек.
— Но ты не собираешься отказаться от розысков Рыбака, не так ли? Что бы ни говорил этот самодовольный коп.
— Теперь просто не могу отказаться. Честно говоря, я думаю, что видения, о которых я вчера упоминал, имели прямое отношение к этому делу.
— Айви-дайви. Давай вернемся к Нюхачу. Правильно ли я расслышал, что ему хотелось оторвать Уэнделлу все лишнее?
— Да, думаю, что да.
— Должно быть, очень интересный человек. Я знаю от своего племянника, что Громобойная пятерка вторую половину дня и вечер субботы проводит в баре «Сэнд». На следующей неделе я, пожалуй, возьму автомобиль Роды и съезжу в Сентралию, пропущу пару кружек пива и поболтаю с мистером Сен-Пьером. Я уверен, что и в музыке у него своеобразные пристрастия.
— Ты хочешь поехать в Сентралию? — Джек таращится на Генри, который чуть-чуть улыбается.
— Слепые могут прекрасно водить машину, — отвечает Генри. — Может, даже лучше, чем большинство зрячих. Рей Чарльз, к примеру, мог.
— Да перестань, Генри. С чего ты взял, что Рей Чарльз мог водить машину?
— С
Note71
KIRO — радиостанция (теперь и телекомпания) в Сиэтле, передачи которой принимаются на всем северо-западе США.
— Если это правда было, неужели ты не боялся?
— Боялся? Разумеется, нет. Я был его штурманом. Так что не думаю, что у меня возникнут проблемы с поездкой в Сентралию. На этом шоссе заблудиться негде. Единственная причина, по которой слепые не водят машину, в том, что зрячие запрещают им садиться за руль. Это вопрос власти. Они хотят, чтобы мы оставались в их зависимости. Нюхач Сен-Пьер, безусловно, меня бы понял.
— А я-то думал, что в сумасшедший дом мне предстоит попасть только во второй половине дня, — смеется Джек.
Глава 14
На вершине крутого холма между Норвэй-Вэлли и Арденом, шоссе № 93, до того извилистое, сузившееся до двух полос, распрямляется, спускаясь в город по длинному, пологому склону. С восточной стороны шоссе вершина холма расширяется, переходя в заросшее травой плато. Тут же стоят два столика с облупившейся красной краской для тех, кто хочет полюбоваться замечательным видом на долину, оставшуюся на западе. В ясный день можно заглянуть вдаль на добрых пятнадцать миль.
Фермы, поля, дороги, речки. А на горизонте — сине-зеленые силуэты холмов. И бездонное небо с выбеленными солнцем облаками, которые висят в нем, словно свежевыстиранное белье.
Фред Маршалл съезжает на засыпанную гравием площадку, глушит двигатель «форд эксплорера».
— Позвольте мне вам кое-что показать.
Садясь в «эксплорер» у своего дома, Джек держал в руке потрепанный черный кожаный дипломат. Теперь этот дипломат лежит у него на коленях. На пластине под рукояткой сияют золотом инициалы отца: ФСС, Филип Стивенсон Сойер. Фред пару раз с любопытством посмотрел на дипломат, но ничего не спросил, а Джек предпочел не касаться этой темы. «О содержимом дипломата мы еще успеем поговорить, — думает Джек. После встречи с Джуди Маршалл». Фред вылезает из кабины, Джек приставляет старый дипломат к сиденью и идет за Фредом. Когда они подходят к первому из столиков, Фред обводит рукой расстилающуюся внизу долину:
— У нас не так уж много приманок для туристов, но этот вид — одна из них, не так ли?
— Живописно, — соглашается Джек. — Но я думаю, здесь все красиво.
— Джуди очень нравится этот вид. Если мы едем в Арден в погожий день, она обязательно должна здесь остановиться и выйти из машины, расслабиться, оглядеться. Словно набраться хороших впечатлений, прежде чем вновь вернуться к рутине. Я в таких случаях частенько проявлял нетерпение и думал: «Ну, хватит, ты же видела все это миллион раз, мне пора на работу», — но я ведь мужчина. Короче, мы всегда сворачивали сюда и проводили здесь несколько минут. Теперь я понимаю, что мое жена лучше меня знала жизнь и мне следовало прислушиваться к ней.