Чёрный фимиам
Шрифт:
– Эша! – Сингур перехватил тонкое запястье. – Прекрати.
Тогда она вырвалась, круто развернулась и скрылась в кибитке. Зато из соседней телеги тотчас показалась Эгда, а за ней и Пэйт. Видимо, услышали разговор и ворчание псов, которые нового попутчика терпеть не могли.
Балаганщик даже подумал, в который уж раз: отчего собаки, обычно спокойные, никак не хотят принять Эшиного брата? Хотя только ли собаки? Старик озадачился и припомнил, что и лошади-то рядом с вальтарийцем тоже беспокоятся, прядают ушами и тревожно фыркают. Даже когда чистит их – видно, как смирные
Сингур впрочем, внимания на них не обращал.
Пэйт шикнул на собак, подошёл к вальтарийцу и произнес, отдавая кошель и перстень:
– Я забрал ставку и выкупил залог.
Сингур спросил:
– Свою долю взял?
Балаганщик кивнул, не зная, что еще добавить. Вальтариец явно не собирался в эту ночь оставлять своих спутников, да и Пэйту теперь было неловко его гнать: деньги с поединка старик получил такие, что не только окупил дорогу со скудными трапезами двоих навязавшихся чужаков, но ещё остался в хорошем прибытке. Очень хорошем.
– Идём, покормлю тебя, – сказала Сингуру Эгда. – Голодный, небось?
Мужчина пожал плечами. Не голодный, но поесть надо. Он устроился на старой циновке возле огня. Эгда положила ему из гнутой щербатой сковородки остатки тушёных с острым перцем помидоров, дала пресную лепешку. Вальтариец медленно ел, глядя в пламя. Близняшки тут же подсели к мужчине с двух сторон.
– А ты откуда так ловко драться выучился? – зашептала Хлоя, которая больше всего боялась, что дед или тетка заметят, напустятся, выбранят и заставят прекратить расспросы.
– Жизнь выучила, – просто ответил Сингур.
Сестры переглянулись, и Алесса спросила:
– Ты что же, раньше на поединочные круги выходил?
Сингур усмехнулся, вспомнив свою самую первую победу:
– Выходил.
– А ещё пойдешь? Завтра? – перебила сестру Хлоя.
– Пока не знаю, – ответил им собеседник. – Но скоро будет видно.
Девчонки снова с удивлением переглянулись.
– Скажи, Гельта можешь драться научить? – спросила Алесса. – Трудно это?
– Могу, – усмехнулся мужчина. – Только, чтобы толк был, долго учиться надо. А мы завтра уходим.
Близняшки смешались, не зная, что на это ответить.
– А сестра твоя нынче расхворалась, – склоняясь к самому уху вальтарийца, известила Хлоя. – Утром, как вы ушли, она прямо места себе не находила, среди повозок бродила, всё на небо глядела, потом заволновалась, стала белая вся, а когда деда с Гельтом вернулись, задыхаться взялась. Уж они успокаивали, успокаивали, да только без толку – она руки к груди прижала и давай сипеть, будто дышать разучилась…
– Вот как? – Сингур отставил тарелку и отправился в кибитку, в которой пряталась сестра.
Та лежала на длинном сундуке, прижав к груди тощее лоскутное одеяло.
– Эша, – брат опустился рядом, – ты сегодня задыхалась?
Она смотрела в пустоту.
– Поговори со мной, – негромко попросил он. – Почему ты обижаешься?
Сестра рывком села, отбрасывая покрывало.
– Нет, я не думаю только о себе, – сказал Сингур, когда она прервалась. – Я думаю о тебе. Ты же знаешь: ещё год, может, полтора – и всё… Нам нужны деньги. Тебе нужны деньги. А я не умею зарабатывать иначе.
Пальцы снова заплясали стремительный танец. Лицо Эши раскраснелось от гнева.
– Зачем ещё мне тебя спрашивать? – удивился в ответ на безмолвную тираду мужчина. – Это я иду на круг, а не ты.
Девушка вздрогнула, спрятала лицо в ладонях, отгораживаясь от собеседника, давая понять, что не хочет его видеть, не хочет говорить. Однако потом, видимо, передумала, отняла руки и медленно-медленно, глядя в глаза брату, стала что-то объяснять, переплетая пальцы. Он внимал с молчаливой враждебностью. А когда она закончила, ответил:
– Погибнуть может любой. Люди вообще живут для того, чтобы умирать. Никакого другого выхода у нас нет. Особенно у меня. Есть год. Полтора, если очень повезет. Или половина года, если повезет меньше. Нужны деньги. И тянуть с этим нельзя, пойми уже наконец! Не надо виснуть у меня на руках и осыпать попрёками.
Она дёрнулась, словно он влепил ей пощечину. В глазах задрожали слёзы.
– Смотри, что ты делаешь, – сказал устало брат. – Сейчас ты начнёшь плакать, потом опять задыхаться, и те деньги, что сегодня были заработаны, придется потратить на бесполезных лекарей и зелья, которые снова не помогут. Давай ты просто успокоишься?
Эша медленно кивнула. Лицо её, до этого мгновенья такое живое, окаменело.
– Так-то лучше.
Сингур хотел добавить что-то ещё, но по деревянному бортику кибитки постучали. Мужчина прислушался и усмехнулся.
Когда он выбрался из повозки, у каменной чаши, в которой горел огонь, стояли Пэйт и Эгда, держащие за ошейники рычащих псов. Чуть в стороне от балаганщиков невозмутимо покачивался с носков на пятки обритый налысо незнакомец в богатых одеждах. Сингур, ещё когда сидел у костра, слышал, как этот человек подошел к месту стоянки. Слышал он и то, что с ним пришли шестеро крепких мужчин. Однако сейчас они оставались где-то в стороне.
– Гладких дорог и спокойных ночей, – приветствовал лысый Сингура на вельдский манер.
– Солнца над домом, – ответил ему вальтариец. – Отчего наш балаган почтили сразу семеро мужей?
В глазах незнакомца промелькнул удивление, а потом он рассмеялся:
– А тебя не проведешь! Заметил? – и тут же протянул пухлую ладонь с тяжелым перстнем на мизинце. – Меня зовут Атаис Лароб, и я держу поединочные круги всех лестниц со стороны моря. Нынче днём ты побил моего человека. Я уже много лет зарабатываю поединками, но такого давно не видывал. Плохо, когда хороший боец выступает как одиночка. Вот хочу предложить тебе выходить от наших лестниц. Хороший заработок. Очень хороший. Я ценю крепких бойцов. Так что мы с тобой можем договориться.