Чёрный, как тайна, синий, как смерть

Бриолле Елена

– У меня просто закончились деньги, Энрико, – развёл руками Хоппер. – Не все же родились с серебряной ложкой во рту…

– Кажется, вы уже видели эти часы… – Ленуар предъявил свой буживальский улов господам-художникам. – Она всегда их носила с собой?

– Дорогие часики, да? – оскалился Хоппер. – Я их на ней пару раз видел… Правда, без гравировки… Гм… Неплохой аксессуар для простой натурщицы. Я всегда подозревал, что наша мадемуазель была не лыком шита.

– Она была принцессой… Вернее, баронессой! – воскликнул Барди при виде короны на часах. – Как я её любил!.. София, звезда моего сердца…

– Ну да, София – звезда

твоего сердца, Анаис – свет твоей души, Клеманс – приют, озарённый надеждой… – процедил сквозь зубы Хоппер, не разжимая рук.

Барди прыснул со смеху:

– Я не виноват, что они все так прекрасны! Любовь – такое сильное чувство, Джо, его нужно вкладывать, как деньги, в разные банки, тогда она вернётся к тебе с процентами! Вот ты никого не любишь, поэтому в свои тридцать четыре и лысеешь! Ладно, поехали!

– Господа, у меня ещё остались к вам вопросы, – вмешался Ленуар. – Вы куда-то торопитесь?

Тем временем Энрико Барди закончил вытирать со лба кровь и, вытаскивая из стола небольшую брошюрку в синей обложке, помахал ею перед сыщиком:

– Да, мы торопимся жить, господин полицейский! Мы торопимся чувствовать кипящую в жилах кровь! Мы…

– Мы едем на скачки… На Лоншане через час уже всё начинается, – подвёл итог Хоппер.

Ленуар выдержал выразительную паузу, надел перчатки и развел руками:

– Тогда чего же мы ждём, господа?

Если раньше у сыщика ещё были сомнения в том, что за час они до ипподрома не доедут, то при виде блестящего чёрного автомобиля Барди эти сомнения быстро рассеялись. Художники надвинули на лоб свои шляпы, а итальянец нацепил ещё и толстые очки с резиновыми застёжками на затылке. Ленуар любил скорость, но невольно подумал, что Барди перед ней преклоняется. Наверняка этот кудрявый максималист очень нравится девушкам. Внутри даже зашевелился червячок ревности, которому сыщик приказал есть своё яблочко и не высовываться, когда не просят.

– Зачем вам понадобилось организовывать Клуб кобальта? Разве нельзя было просто так собираться и писать картины? – обратился он к Барди.

– Просто так в жизни вообще ничего делать нельзя! Искусство для искусства, спокойствие и созерцательность – это прошлый век! Для того чтобы создать что-то новое, нужно сначала организоваться и разрушить что-то старое! – Барди тоже натянул перчатки и бросил на заднее сиденье свою трость. Она приземлилась рядом с Ленуаром. – Двадцатый век – это не время скромных индивидуалистов, это время громких масс! И только так, действуя сообща и в одной упряжке, мы сможем вывести то, что называется сегодня искусством, на новый уровень реальности!

Закончив свою тираду, он бросил Ленуару ту самую брошюрку, которой потрясал наверху.

– София была душой этой мастерской. Без неё я больше не хочу сюда возвращаться. Сдам кому-нибудь помещение и подыщу новое. Зашёл сегодня за текстом манифеста Клуба. Вот, почитайте, пока едем!

Барди запустил машину, Хоппер как-то суетливо перекрестился, и автомобиль основателя Клуба кобальта покатился по парижским улицам. Габриэль открыл книжечку и начал читать.

Кобальт – цвет Франции. Мы здесь живём, дышим и творим! Наши картины – это выстрел в будущее, это новая веха в истории страны, которой суждено стать колыбелью Ренессанса XX века.

Автомобиль выскочил на бульвар Вожирар и, подпрыгивая по булыжной мостовой, помчался в сторону бульвара Гарибальди. Ветер

дул в лицо, лошади шарахались от грохочущего мотора железного монстра, прохожие замирали на тротуарах, в страхе пропуская его вперёд. С такими водителями – ничего удивительного, что в XX веке так вырос риск умереть под колесами!

Кобальт – цвет униформ, а мы – это война! Война очищает от слабости и заблуждений. Война зажигает в нас жизнь, и мы светим, как факелы в темноте, мы светим и сжигаем сетчатку человеческих глаз ярким синим пламенем! Только агрессия даёт человеку энергию не сдохнуть и вольно дышать.

Машина рвалась вперед. Казалось, итальянец составлял с ней одно целое. Он вытянул шею и глядел только перед собой. Хоппер усиленно делал вид, что рассматривает пуговицы на своём полупальто, и судорожно пытался «вольно дышать». Ленуар подумал, что если машина сейчас врежется в какой-нибудь трамвай, то, пожалуй, он вылетит из неё первым.

Кобальт – цвет королей, и наша голубая кровь – это готовность разорвать мертвечину искусства на куски и бросить их на съедение светским болонкам. Искусства нет. Искусству – нет! А жизни – да!

Тем временем они уже подъезжали к мосту Йена у Эйфелевой башни. В очередной раз подпрыгивая на мостовой, сыщик посочувствовал лошадям и их укротителям, чьи статуи украшали мост. Вот они, главные жертвы прогресса! Скоро лошадей заменят машины, а животных можно будет увидеть только на скачках. Мысль о том, что скачки тоже когда-нибудь могут отменить, в голову не пришла ни одному из троих пассажиров.

Кобальт – цвет неба и моря. Они были у истоков Земли, так пусть же синий снова станет символом воли, владения, проникновения, наполнения, радости, оптимизма, энергии и силой, порождающей новые миры.

Да, новые миры – это замечательно… Особенно если при этом не будут погибать дочери дипломатов иностранных держав и удастся сохранить хотя бы тот мир, в котором они жили сейчас…

Кобальт – цвет духа и живой пульсации в мире машин, экранов и витрин. Мы гордо встаём и запускаем синюю волну времени, сметающую и поглощающую все условности и нормы. Мы сами – стандарт скорости и вибрации синей ночи и голубого дня. Наши тела в прошлом, но наши сердца бьются в будущем и бросают вызов звёздам!

Подписи членов клуба:

1. Энрико Барди, основатель;

2. Винсент Пьерель;

3. Джозеф Хоппер;

4. Рубен Альварес Саламанка;

5. Александр Мансуров;

6. Маркус Краузе, казначей;

7. Хиро Аоки.

Автомобиль продолжал мчаться в сторону Булонского леса. Теперь у сыщика был полный список членов клуба. Судя по тексту манифеста, девушку, наверное, привлекал этот революционный дух молодости… А ещё Барди со своими кудрями и большой и быстрой машиной… Хм, осталось теперь только разобраться, кто есть кто в этом синем зверинце… Пока самым подозрительным казался Пьерель. Он очень странно отреагировал на вид часов. К тому же от любви до ненависти – один шаг. Может, приревновал девушку к тому же Барди? Да и в Шату раньше её возил кататься на лодке…