Черный кандидат
Шрифт:
– Сколько?
Буржуй подмигнул ему и вполголоса осведомился:
– Ты в своем уме?
– Не, я спрашиваю, сколько за камкордер?
– Этот товар не для братьев, – ответил Буржуй, выхватив коробку из рук незнакомца.
Он убрал ее за спину, словно коробка была букетом цветов, а он пытался найти причину, чтобы сбежать от редкостно уродливой особы, явившейся на свидание вслепую.
Незнакомец отступил, в его глазах мелькнула искра понимания:
– Я благодарен тебе за доброту, брат мой.
Повернув в сторону центра, несостоявшийся покупатель бросил прощальный взгляд на Буржуя, который торговался
Старания правительства оживить мелкий бизнес, принадлежащий меньшинствам, посредством соглашений о свободной торговле и снижения налогов Буржую не помогли. Он больше не заправлял личным супермаркетом электроники. Последствия экономики просачивания довели его до торговли трущобной мелочовкой – ворованным сыром, копченостями и безрецептурными лекарствами. Жители Восточного Гарлема нередко наблюдали, как Буржуй носился по Лексингтон-авеню, втюхивая прохожим флакончики с красным средством от кашля:
– У меня есть робитуссин, детка. Настоящий робитуссин. Сироп от кашля. Сироп от кашля.
Сегодня его товаром были тонюсенькие деревянные рамки для фотографий. На шее же висела тяжелая махагоновая картинная рама. Буржуй собирался уходить. Когда он повернулся к Фарику, солнце высветило на фоне неба с редкими облаками его темный силуэт. Болезненный блеск кожи и седеющие усы на секунду сделали Буржуя похожим на оживший холст в зале для совещаний транснациональной корпорации.
– Мне пора. Вижу, крэка у вас, ребята, нет. Но если я вдруг узнаю о происшествии, на котором вы все можете погреть руки, непременно дам знать.
Гордый президент корпорации «Ничто» побрел по тротуару, толкая перед собой стальную тележку, одно из задних колес которой то заклинивало, то вело.
– Восхищаюсь этим засранцем, – сказал Фарик и крикнул в сутулую спину поджарого торговца: – Эй, Буржуй, жги дальше, бог!
– И почему ты им восхищаешься? – спросил Армелло.
– Этот чувак мог бы толкать наркоту, делать что-то негативное, как все мы, но он выбрал нищету, сбор бутылок, вторую жизнь алюминиевых банок и одновременно душ. Хвала Аллаху, вся хвала.
– Фарик сегодня глубок, – прокомментировала Надин.
Фарик снова постучал по журналу.
– Этот список – кладезь идей. Мы не профукаем нынешнее лето, пора закладывать фундамент. Делать деньги, поняли?
– Золотые слова, – воскликнул Армелло. Он сидел справа от Уинстона. – Так какая компания первая в списке, йоу? Держу пари, это музыкальный лейбл.
Уинстон замахнулся на Армелло. Тот зажмурил глаза.
– Борз, перестань.
– Музыкальный лейбл? Кому нужна эта мелочь? – сказал Уинстон. – Ниггеры могут похвастать чем-то большим.
– Да, да, ты прав.
Армелло был единственным из всей команды, у которого были, так сказать, «настоящие» деньги.
В двадцать лет Армелло играл в сборной города и был четвертым в драфтовом списке команды «Торонто Блю Джейс». Чтобы подняться выше четвертой позиции, агент посоветовал ему «помолодеть» на три года и изобразить семнадцатилетнего беженца, пострадавшего от урагана, к тому же не говорящего по-английски. Якобы Армелло вырос на грунтовых дорогах Барахоны, где играл в бейсбол, используя вместо перчатки
– Плюх, я с тобой, мы все сможем. Нам нужно только сосредоточиться. Черт, помню, мы играли против Чаттануги в конце августа, отстаем на одно очко, конец шестого иннинга, у них один уже на второй базе, двое в ауте, я встаю на поле…
– Третий страйк! – завопила Иоланда, указывая на воображаемую скамейку запасных где-то у пенсионерского клуба «Эль Тропикаль». – Армелло, ты не в Зале славы толкаешь сраную речь, так что завали ебало.
Пока Армелло дулся, она нетерпеливо простерла длань к Фарику и провозгласила:
– Ну чего, ниггер, зал, или ступеньки, не важно, в твоем распоряжении.
Фарик взглянул на Уинстона.
– Чувак, ты бы присмотрел за своей девчонкой.
Уинстон пожал плечами:
– А ты чего ждешь, барабанной дроби? Рожай уже.
– Черная компания номер один в Америке… – Фарик сделал паузу и обвел взглядом всех присутствующих: – «ТиЭлСи Беатрис Интернешнл Холдингс».
Раздался коллективный вздох разочарования. Каждый рассчитывал услышать название какого-нибудь известного концерна: «Тексако», «Колгейт Палмолив», «Анхойзер-Буш» – короче, что-то, о чем они хотя бы слышали. Видя, как крошится и горит их расовая гордость, Фарик попытался исправить ситуацию:
– Оценочная стоимость компании – два миллиарда долларов.
– И чо? – хмыкнула Иоланда. – Кто вообще слышал про этих «ТиЭлСи Беатрис»? Чем они занимаются?
– «ТиЭлСи» выпускают апельсиновый сок. Они занимаются продуктовой дистрибуцией по всей Европе, особенно во Франции. Международные продуктовые марки, супермаркеты, сечете, да?
Фарик тут же осознал, что, упомянув такое солидное учреждение, как супермаркет, напросился на шквал издевательств. И мысленно приготовился к неизбежному осмеянию.
– Погоди, так мы, по-твоему, должны ехать во Францию, чтобы развозить и продавать бакалею? Это твой путь к богатству?
– Помните, яйца и хлеб укладываются на самый верх.
– Менеджер, подойди к седьмой кассе, у меня два раза пробилось, нужен ключ. La llave, por favor [11] .
– Да блин, никто из нас французского-то не знает.
– Э, ниггер, за себя говори, – вклинилась Иоланда. Она откинула свои косички за спину и затянула припев из старинного хита, используя расческу вместо микрофона: – Вуле ву куше авек муа се суа.
11
Ключ, пожалуйста (исп.).