Черный кандидат
Шрифт:
– Заполняю анкету на пособие по безработице. С вами, долбоклювами, мне явно понадобятся два оставшихся месяца. В любом случае я запустил собственную программу. Обойдусь без вас, я здесь только по дружбе и ради развлечения. Так… Дата последнего обращения: прошлый вторник.
Армелло прыснул.
– Борз, откуда столько негатива? Службы поймают тебя на лжи – весь прошлый вторник ты дрых, потому что мы в понедельник гудели до утра.
Уинстон облизнул кончик карандаша и продолжил писать:
– Имя и должность опрошенного: Лестер Муньос, не, лучше Автомастерская
Чарльз расправил плечи:
– По 147-й дома идут только до пятисот с чем-то.
Уинстон стукнул Белого по затылку.
– Не ерзай, ниггер.
Чарльз снова уткнул локти в колени.
– Способ связи: игра в нарды в дальней комнате. Предпочтительная должность: настройщик спидометров, составитель списка украденных запчастей.
– Уинстон, не к добру эти игры.
– Resultado: получил предложение работы, но не смог принять его, потому что я слишком толстый для имеющихся комбинезонов, а также страдаю аллергией на моноксид – или диоксид, какая разница – углерода.
Уинстон сложил листок и убрал в задний карман. Иоланда отодвинулась от перил и от своего мужалентяя.
– Борзый, ты какой-то странный, – заныла она.
Уинстон запустил руку в ее сумочку, вытащил автоматический «рейвен» двадцать второго калибра и недобро ухмыльнулся. Может, подумал он, я снова бросаю вызов судьбе с этого крыльца у дома 258 по Восточной 109-й стрит.
– Мы должны вернуться к тому, что у нас получается лучше всего, – к буйству. Я чувствую себя возмутителем спокойствия, как Ричард Уидмарк в «Поцелуе смерти», когда он готовится спустить с лестницы старушку в инвалидном кресле. Я готов взяться за дело. Я знаю, что остался в живых, потому что мне уготовано высшее предназначение.
– Ты бредишь. Когда это случилось, ты и не думал о каком-то предназначении. А сейчас что несешь…
Уинстон поднес пистолет к губам, дохнул на блестящий металл и принялся полировать оружие изнанкой рубашки, время от времени вертя его на солнце.
– Эти штуки пробуждают воображение. Вроде как у тебя есть шикарная идея, но пока не удается ее ухватить…
5. Инес
Пистолет изменил настроение собрания. Чарльз и Надин отреагировали на ствол, как бездетная пара – на чужого ребенка: «Мальчик мой, где ты это взял? Какая прелесть. Дай подержать».
Иоланда и Фарик насторожились, но сохранили безразлично-спокойный вид; они уважали силу оружия, но понимали, что это не повод для беспокойства, если не обострять обстановку.
– Борзый, это ж пушка Деметриуса. Ты сбрендил? Ты же знаешь, на этом стволе трупы.
Загнав патрон в патронник, Уинстон наставил пистолет на трех человек в форме метрах в тридцати от крыльца. Троица с собакой на поводке шла в их сторону. Армелло запаниковал и издал стон подлинного блюзмена:
– О-о-о-о… Борзый, ты что творишь? Целишься в полицейских! Почему не сказал, что ты с волыной. Я же на УДО, чувак! Меня сейчас закатают, потому что ты, скотина толстая, ствол притащил!
Армелло повернулся
– Плюх, мне обратно в тюрьму не надо. Я не знал, что Уинстон притащил ствол, будешь свидетелем, лады?
– Расслабься, Армелло, это всего лишь Бендито с выводком.
Когда трое с собакой подошли ближе, Уинстон опустил руки и, хмурясь, положил пистолет под ногу.
– А я думал, ты боишься оружия, – прошептал Чарльз.
– Иоланда со мной работает. Я смотрю страхам в глаза. Заставляет привыкать к стволу, понемножку за раз, шаг за шагом. Как это называется, зай?
– Десенсибилизация фобии, – ответила Иоланда, радуясь возможности похвастаться терминами из «Введения в психологию». – Но я вижу, что ты все равно нервничаешь. Взмок весь, и веки дрожат. Жаль, у меня нет с собой прибора для измерения кожно-гальванической реакции, я могла бы численно оценить твой прогресс.
Тройняшки Бонилла – Бендито, Мигелито, Энрике – и их коричневый питбуль с розовым носом, Дер Комиссар, остановились у лестницы. Братья выросли на 109-й стрит, через два дома от Уинстона. Их внешний вид и политические воззрения покрывали весь местный латиноамериканский спектр. Бендито был красавец, хоть сейчас на обложку романа: блондин-жиголо, волосы шевелит тропический бриз, который он, видимо, повсюду носил с собой. Как националист, Бендито презирал ежегодный парад на День Пуэрто-Рико, как оскорбительный для la Patria. Он говорил:
– Когда мы пройдем маршем по Пятой авеню с оружием, как молодые господа, проповедуя любовь таино, наших предков, тогда я запою «Oye Como Va». T'u sabes? Понял?
Мигелито был смугл, как кубинский боксер, но хранил верность предполагаемым испано-майорканским корням и Соединенным Штатам. Он считал, что вхождение Пуэрто-Рико под сень звездно-полосатого флага облагородит его возлюбленный остров.
– Мы больше не будем грязными. Мы будем экзотичными, como Гавайи, – считал он.
Энрике Бонилла, средний из тройняшек, страдал витилиго. Его кожа, как набивной ситец, сверкала всеми оттенками меланиновой палитры, и политические взгляды были под стать. Он метался между тремя главными ипостасями Пуэрто-Рико: независимостью, государственностью и текущим статус-кво – протекторатом США.
Объединяла тройняшек ненависть к Уинстону. Вражда между ним и братьями началась еще в начальной школе. В один прекрасный день Борзый заметил, что лицо Энрике напоминает пазл из карты Соединенных Штатов. Он затолкал юного члена троицы в чулан со школьными швабрами, фломастером указал названия штатов на каждом пятне его лица, поставил точки и подписал все столицы, которые смог вспомнить: Сакраменто, штат Калифорния, располагался рядом с правым ухом Энрике; Топика, штат Канзас – под правым глазом; Индианаполис, штат Индиана – под левым, и Талахаси, штат Флорида – на левой челюсти. По словам Уинстона, извилистая линия, которая пересекала лицо Энрике ото лба до подбородка, символизировала реку Миссисипи. Этот поступок стал объявлением войны, и с тех пор Уинстон оттачивал на братьях Бонилла свои боксерские навыки.