Черный орден СС. История охранных отрядов
Шрифт:
Шелленберг считал тогда, однако, что знакомить Гиммлера со своими планами время еще не пришло. Немецкие войска продолжали одерживать в России победы, и скоро должно было стать ясным, удастся ли Гитлеру быстро окончить войну. Во время своей поездки в Испанию и Португалию в апреле 1942 года Шелленберг заявил полицейским атташе Винцеру (в Мадриде) и Шрёдеру (в Лиссабоне), что все вопросы будут решены предстоящим летом: если немецким войскам удастся совершить прорыв на юге России и в Египте, то исход войны будет предрешен, если же нет, то рейх ее проиграет.
Когда поздним летом стали приходить все более тревожные сообщения, Шелленберг, как он потом вспоминал
На это Гиммлер ответил: «Вы не с ума ли сошли? Или же у вас сдают нервы?»
Шелленберг же будто бы добавил: «Я знал, рейхсфюрер, что вы именно так отреагируете. И думал даже, что гораздо резче».
Как рассказывает далее Шеленберг, Гиммлер, успокоившись, поставил ему задачу разработать соответствующий план. А он, Шелленберг, предложил начать немедленно тайные переговоры с западными союзниками о заключении сепаратного мира, воспользовавшись трениями между ними и Россией. Однако для этого необходимо, чтобы министр иностранных дел Риббентроп исчез, ибо именно он, как следует из заявления американца Сталфорта, является «одним из главных виновников развязанной войны». Гиммлер в принципе одобрил этот план начальника внешней разведки, пожав ему руку и пообещав: «Риббентроп еще до Рождества будет освобожден от своей должности».
Проходил ли разговор именно в таком духе или нет, очевидно, что Шелленберг и Гиммлер при поддержке его лечащего врача Феликса Керстена и начальника личного штаба, обергруппенфюрера СС Карла Вольфа, стали уже поздним летом 1942 года нащупывать пути установления контактов с западными союзниками для достижения сепаратного мира, не исключая и устранения Гитлера. У Гиммлера к этому времени появилась заманчивая мысль, не является ли именно он тем человеком, который при ухудшении военного положения вместо Гитлера приведет Германию и остальные воющие страны к миру. Правда, он попытался отделаться от этой мысли, сказав сам себе, что не изменит величайшему уму всех времен и народов. Но соблазнительная мысль возвращалась снова и снова. Еще в мае 1941 года швейцарец Буркхардт рассказывал жене фон Хасселя, что у него побывал доверенный человек Гиммлера и задал ему вопрос: «Готова ли Англия вести переговоры о мире с Гиммлером вместо Гитлера». А министр иностранных дел Италии граф Чиано записал 9 апреля 1942 года в своем дневнике: «Гиммлер, бывший ранее экстремистом, держит ныне руку на пульсе народа и желает компромиссного мира».
Представителям нынешнего поколения кажется странным и нереальным, что шеф СС, на совести которого были самые тяжкие преступления века, полагал на полном серьезе, что именно с ним будут вестись переговоры о мире. Современники же воспринимали это иначе: видя в его руках силу, союзники были бы готовы вести переговоры как раз с ним. Некоторые государственные деятели в тайне аргументировали такое положение вещей, подобно генеральному директору министерства иностранных дел Испании Хосе Марии Дуссинаге, который относил Гиммлера «к числу тех, кто искал мира с союзниками, чтобы не допустить советско-русского вторжения в Европу. При этом все исходили из необходимости ликвидации Гитлера и его ближайшего окружения, что мог осуществить только Гиммлер. Таким образом, именно в его руках находился ключ, которым можно было открыть дверь для мирных переговоров».
И все же Гиммлер не решался на разрыв с Гитлером, хотя с лета 1942 года у него уже было оружие,
Керстен ответил ему кратко: «Место Адольфа Гитлера не в штаб-квартире, а в нервно-психической лечебнице».
Гиммлер тем не менее так и не мог прийти к окончательному решению, сказав: «Будучи рейхсфюрером СС, на пряжке ремня которого написано: „Моя честь означает верность“, я не могу выступать против фюрера».
Шелленберг подобных угрызений совести не испытывал. Он начал проведение операции, шедшей по многим каналам и преследующей две цели: начать переговоры с американской стороной и сбросить Риббентропа. Бригадефюрер СС использовал при этом целый ряд импозантных личностей. Коррумпированного помощника статс-секретаря Мартина Лютера Шелленберг вовлек в борьбу против Риббентропа. Сопротивленца Лангбена послал в нейтральные страны для установления контактов с союзниками. Через оберфюрера СС Фрица Кранефуса, секретаря «кружка друзей рейхсфюрера СС», вышел на международные связи деловых людей, членов этого кружка. Не погнушался он и советами представителя европейской аристократической верхушки, который проходил в его списках доверенных лиц под номером 144/7957, — принца Макса Эгона Гоэнлоэ-Лангенбурга.
Принц, 1897 года рождения, лейтенант в отставке, женатый на испанской маркизе де Белвис де Навас, живший уже долгое время в Испании, поддерживал тесные связи с СД, движимый имущественной политикой своего дома, имевшего крупные земельные владения в Судетской области. Именно из-за соображений обеспечения своих прав на эти земли принц в 1938 году во время Судетского кризиса поддержал Гитлера и предложил СД свои дипломатические способности и довольно широкие связи. В начавшейся затем войне он использовал шанс «мирного сосуществования» с нацистами.
Но не только имущественные соображения объясняли ту роль, которую принц играл в операции Шелленберга. В его душе жили еще определенные представления о классической дипломатии и роли высшей аристократии в истории Европы. Ведь в XIX веке из династии Гоэнлоэ произошли немецкий рейхсканцлер, французский маршал, кардинал римско-католической церкви, фельдмаршал австро-венгерской монархии, несколько прусских и баденских генералов, а также вюртембергских маршалов и генерал-адъютантов кайзера и даже русский царь. Вместе с тем Макс Гоэнлоэ верил в старый европейский принцип разделения сил, в связи с чем использовал высших национал-социалистских функционеров, чтобы научить властителей третьего рейха некоторым премудростям.
«Начиная свою операцию (приведшую к началу Второй мировой войны) Германия исходила из неверных предпосылок, в связи с чем просчиталась, — писал принц в своем меморандуме в сентябре 1939 года, врученном Герману Герингу. — Она не учла, что Англия и Франция вступятся за Польшу, ведь речь шла не только о Польше, а о совершенно ином — о сохранении и обеспечении мира и покоя в Европе. Поэтому необходимо, хотя это и может показаться запоздавшим мероприятием, иметь в виду следующее: восстановление доверия и гарантии соблюдения договоров, разоружение при взаимном контроле, возможно, и предоставление независимости Чехии, как уже демилитаризованному государству… Рузвельт может еще быть посредником в этих вопросах, но очень скоро будет уже поздно».