Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями
Шрифт:
А завистливая Алевтина! А язвительнейшая Елизавета Архиповна! Представив, какими замечаниями они станут сопровождать семейное торжество, Нина застонала.
– Ты что, болеешь? – подозрительно спросил Кожемякин. – Топай отсюда. Еще заразишь меня!
У Нины мелькнула мысль расчленить Кожемякина, а фрагменты трупа разбросать по бочонкам. Все равно хуже пахнуть уже не будет, трезво рассудила она. И улики растворятся в аммиаке. Где Иван Кожемякин? Нет Ивана Кожемякина. Распался на молекулы.
Но препятствовала проклятая
Нина зашла с другой стороны:
– Слушай, как человека тебя прошу: увези ты эту гадость.
– Какую гадость? – Кожемякин непонимающе огляделся. – Это ж ценное удобрение! У меня весь огород в рост пойдет!
Сысоева растоптала собственную гордость и принялась уламывать соседа. В ход шли посулы, угрозы, обещания и взывания к мужской снисходительности. Кожемякин, подлец, в ответ только посмеивался. А когда Нина выложила свадьбу как последнюю карту и взмолилась о пощаде, так и вовсе загоготал на весь огород.
– Пусть невеста привыкает! Здесь ей не Москва! Тут природой пахнет!
По мнению Нины, запах природы был хорош лишь до тех пор, пока не валил с ног. Но переубедить Ивана ей так и не удалось.
Униженная, измученная Нина вернулась домой. И стала в тоске и ужасных предчувствиях ждать часа икс.
Тем временем Кожемякин, потирая руки, развел помет водой, настоял четыре дня, удобрил половину участка и приготовился покончить со второй.
Как вдруг случилось непредвиденное.
Кожемякину продуло ухо, и, принимая прописанные врачом антибиотики, Иван внезапно избавился не только от отита, но заодно и от насморка.
В один прекрасный день он уехал по делам. С крыльца спустился больной человек, а вернулся совершенно здоровый.
На подходе к собственному дому Иван пошатнулся. Сделал еще три шага – и врос в землю.
Пропасть разверзлась у него под ногами, и текла по дну этой пропасти далеко не лава.
Нина могла бы торжествовать, но она в этот момент закупала освежители воздуха в промышленных масштабах. Остальные же соседи спешно закупоривали окна и окуривали квартиры благовониями. В индийской лавке, прозябающей в уголке супермаркета, в один день скупили весь ассортимент и требовали чего-нибудь позабористее.
Иван одной рукой взялся за нос, а другой ухватился за сердце.
Его можно было понять. Запах стоял такой, что писатель, живущий по соседству, вместо «смеркалось» написал «смерделось». После чего утратил душевное равновесие, напился, буянил и первой же электричкой покинул малую родину, увозя с собой многостраничный труд под названием «Навсегда в моем сердце».
Но мало этого!
Некая робкая жена, запуганная мужем, неожиданно впала в исступление и поколотила супруга иконой «Чаша терпения». А мирная старушка, собравшаяся помирать и по такому поводу уже причастившаяся, внезапно поднялась со смертного одра, разогнала скорбящую родню и заявила,
Куриный помет круто менял людские судьбы.
Пока Иван тщился перестать дышать, синяя туча опустилась на Шавлов и скрыла на минуту кожемякинский дом. Когда же она поднялась, Кожемякина на месте уже не оказалось. Растворился, не оставив ни записки, ни следа.
«Говорят, два груженых «Камаза» привез», – сообщил Бабкин, пересказывая Илюшину подслушанный у реки разговор двух женщин.
Илюшин выразился в том смысле, что двумя «Камазами» куриного помета можно удобрить весь Шавлов и еще на окрестности останется. И был совершенно прав. Людская молва преувеличила размеры трагедии.
Но не ее накал.
Шавлов затаился, ожидая развязки. В то, что Нина оставит куриный помет на свадьбу сына без внимания, никто не верил. Ближние к Кожемякину жители готовились рукоплескать ей над трупом противника. Дальние просто наблюдали, заключая ставки и разбивая пари.
– Мстить будет страшно и изобретательно, – озвучил Бабкин всеобщую убежденность.
Макар взъерошил волосы.
– Месть – это хорошо. Только старушка-то тут при чем?
И тут Бабкин сказал, при чем.
Елизавета Архиповна приходилась Ивану Кожемякину троюродной теткой.
– Городок-то маленький, – сказал Сергей, – половина друг у друга в родственниках. Может, в этой яме собака и порылась? Где товарищ Кожемякин?
Тут-то и выяснилось, что Ивана уже два дня как никто не видел.
– Итак, время!
Макар Илюшин стащил плед с кресла на пол, разлегся на нем и стал до смешного похож на отпускника, выбравшегося на пляж.
– Время – это то, что работает на нас.
Саша представила подругу, томящуюся в застенках, и выразила сомнение.
– Не будущее время, – покачал головой Илюшин. – Прошедшее. Отпечатков у нас нет, улик не имеется. Что остается? Алиби. Кто, когда, где был и что делал. Похоже на школьную анкету, правда?
– Никто из нас, по-моему, не смотрел на часы… – растерялась Саша.
– А это не важно. Главное, чтобы вы смотрели друг на друга.
В дверь постучали. Олег деликатно просунул голову и осведомился, не нужно ли им чего-нибудь.
Комната, которую Сысоевы гостеприимно предоставили Илюшину и Саше, ухитрялась выглядеть одновременно избыточно и спартански. Избыточно – поскольку была завалена разнообразнейшим хламом. Спартански – поскольку среди этого хлама не хватало самых необходимых предметов.
Например, в ней отсутствовала кровать.
Зато имелась спинка от кровати, прислоненная к стене.
– Э-э-э… Нет, спасибо, у нас все есть, – поблагодарил Илюшин.
Олег просветлел.
– Тетка с дядей тут, – шепнул он. – Гришка принял.