Черный пудель, рыжий кот, или Свадьба с препятствиями
Шрифт:
– Ты Алевтину не видел? – рассеянно спросила Нина.
– Она домик поехала смотреть.
– А Гриша?
– Вернулся недавно.
– Я пуделя кормил! – послышался сочный бас, и в кухню ввалился Григорий. Сразу стало тесно.
«Господи! Еще ж пудель!»
– Как он? – жалостливо спросила Нина.
– По Лизавете своей страдает. – Гриша обыскал кастрюльки, поднял крышку над булькающим на плите варевом, обжегся, с грохотом уронил ее и долго дул на пальцы. – Лежит, морду вытянул, глазами смотрит, вздыхает.
Нина
– Что ж ты его сюда не взял?
– Да ему там целая комната выделена. Запахи знакомые, все такое. Я его кормить стал, смотрю – на зенках-то у него бельма. Он, поди, уж и не видит почти ничего.
– Ну и что? – не поняла Нина.
– Зачем же я его сюда потащу? – удивился Гриша. – Тут все чужое, ему незнакомое. Там хоть родное. А у нас он совсем загнется, дурачина престарелая.
Нина осеклась и вдруг посмотрела на своего беспутного братца другими глазами.
«Вот ведь вылезает всякое в людях, когда не ждешь, – подумала она. – Мне бы и в голову не пришло, что псу старому и впрямь лучше в своем доме. А Гришке пришло».
– Прикинь, – продолжал Григорий, отыскав в закромах свежий батон и жадно откусывая от края, – если б сперва старуха померла в твоем доме, а потом пудель! Ха-ха! Весело бы получилось, правда?
Растроганность Нины как рукой сняло.
– А ну положь батон! – прикрикнула она. – Лоботряс!
– Шуточки у тебя, Гриша, – осудил Петруша. – Разве можно шутить над смертью?
Гриша комически вздернул брови.
– А над чем же еще шутить, Петь? Жизнь – она и так смешная, без наших шуток.
– Только насмешничать у тебя и получается. – Нина смела крошки, оставшиеся от изувеченного батона.
– Не только!
Григорий, шельма, лукаво подмигнул сестре и уже собирался развить свою мысль, но тут в дверь громко постучали.
Петруша пошел открыть и вернулся в компании двоих: приятеля Галки Макара Илюшина и неизвестного стриженого здоровяка.
– Это Сергей Бабкин, – сообщил Макар, указывая на него. – Мой друг.
– Приятно познакомиться, – низким голосом сказал друг.
Нина присмотрелась к обоим и поняла, что дурные предчувствия вот-вот начнут оправдываться. Злые они были, как собаки, особенно этот шустрый Илюшин, который прежде-то все больше болтал не по делу и вопросы дурацкие задавал, а теперь вот явился зачем-то с приятелем.
Первой реакцией Нины Борисовны на любое существо мужского пола было «накормить». Но тут она интуитивно поняла, что предлагать супчику не стоит. Не затем эти двое явились к ним на ночь глядя.
Ей вспомнилась прочитанная когда-то буддистская пословица: «Лают только мелкие шавки. Большим собакам достаточно улыбнуться».
Друг Макара был из очень больших собак.
Супруг Нины, тонкостью и пониманием не отличавшийся, засуетился, включил
– Спасибо, не желаю, – сказал Макар, пристально глядя на него. – А желаю, чтобы вы мне объяснили, зачем услали свою супругу из кухни – это раз, и кого вы видели ночью в саду – это два. Если скажете, что Риту – а вы скажете, я не сомневаюсь, – то я выиграл у этого типа пять тысяч.
Он указал на своего молчаливого приятеля.
Петруша так и плюхнулся на табуретку. Гриша открыл было рот, поскольку у него всегда было что сказать, но тут Илюшин обернулся к нему:
– К вам, Григорий, те же вопросы.
Гриша подумал-подумал и бочком отполз в угол. Желание возражать этому рассерженному хмырю растворилось.
Нина стряхнула с себя изумление.
– Ты чего это раскомандовался? – вспыхнула она. – Что здесь такое происходит?
Между нею и Илюшиным запульсировал невидимый клубок пламени. Силы Нины Сысоевой хватило бы, чтобы вышвырнуть эту парочку из дома и надолго отшибить у них охоту возвращаться. Мужчинам ее ворожбу не перебить, она многократно в этом убеждалась, к тому же ее берегли родные стены.
Но гневный пылающий взгляд Сысоевой скрестился с ледяными серыми глазами. Нине вдруг стало не по себе. Она запоздало подумала, что зря не приглядывалась к этому пареньку, и никакой он вообще-то не паренек, не младше Олега, а то и старше, и смотрит-то как нехорошо…
Клубок пламени начал сжиматься.
– Я пытаюсь выяснить, кто убийца, – очень ровно сообщил Макар Илюшин.
Нина сделала усилие и восстановила преграду, которая легко могла превратиться в оружие.
– Для того следствие есть. А ты кто такой?
– А я частный сыщик. Но это не имеет значения. Важно, что вашему мужу не понравилось ваше платье, а вы, Нина, на это купились.
Тут Сысоева забыла о разгорающемся эпическом противостоянии и задумалась.
А ведь и правда.
Никогда Петруша прежде не критиковал ее платья. Нина и не думала, что он замечает, во что она одета. И желтое носила много раз, не слыша от него ни упрека, ни замечания. Собственно, поэтому Нина и бросилась переодеваться, что испугалась: всю жизнь нравилась ему, а теперь вдруг перестала.
– Глупости ты какие-то говоришь, – неуверенно сказала она. – При чем тут платье?
И посмотрела на супруга.
То, что она увидела, ей очень не понравилось. Петруша губу покусывал нервно, а в уголке Гриша старался слиться со стеночкой.
– Мне тоже очень интересно, при чем, – сознался Макар. – Потому что остальное более-менее ясно.
– Что – остальное? – севшим голосом спросила Сысоева. Что-то дурное померещилось ей в его тоне.
– Нина, не слушай его! – предпринял слабую попытку Петруша.