Черный риэлтер

Сартинов Евгений Петрович

— А что ты про этого Дымчука еще знаешь? — спросил Юрий.

— Ну, работяга, не женат, разведен. Работал в Торске, на химкомбинате…

— А профессия? — прервал Владу Астафьев.

— Профессия? Я это никогда не запомню, но у меня тут где-то записано, — было слышно, как она шуршала листками записной книжки. — А вот, она. Он аппаратчик. Не знаю, какие там у него аппараты…

Астафьев невольно улыбнулся, и прервал доктора.

— Это уже интересно. Влада, ты можешь исследовать его личность на возможность мотивов маниакального характера?

— В смысле, не может ли он

быть маньяком? — догадалась Влада.

— Именно! Какая ты молодец, все ловишь с полуслова.

— Ну, попробую. А что, на него есть какие-то данные?

— На него конкретно нет, но зато его личные данные хорошо ложатся на одну хорошо проверенную схему. Покопайся, попробуй. Если это, в самом деле так, то можно будет тебя потом прославить на весь Союз. "Доктор разоблачила маньяка! Вычислила мерзавца на кончике пера!"

Влада иронично засмеялась.

— Издеваешься, да? Я тебе это припомню! Ладно, попробую. Ну, пока. Привет Ольге.

— Пока.

Положив трубку, Юрий встретился взглядом с Ольгой.

— Тебе привет от Влады.

— Ну и как поживает эта стерва?

— Лучше всех. Хочет съездить в январе в Египет.

— Откуда люди только деньги берут? — вздохнула Малиновская. — Вроде в дурдоме работает.

— Да, это, по-моему, мы в дурдоме работаем, особенно в свете последних указания нашего милого руководства.

— А у нас почему тогда вечно денег нет? — продолжала о своем Ольга.

— А мы слишком умные для больших денег.

— Утешил!

— Слава Богу! Пошли спать, что ли.

Уже в кровати, засыпая, он пробормотал: — Я, кажется, привыкаю к тому, что в доме есть постоянная женщина.

— И что, это так плохо?

— Нет, просто не так холодно спать, — и он поближе привалился к своей подруге.

ГЛАВА 53

Этим утром они слишком долго валялись в кровати. Сонька как никогда была ненасытна, и к концу их затянувшегося секса Могильщик был мокрым с головы до ног.

— Ты чего это сегодня такая? — спросил он свою подругу, когда они уже курили, глядя в потолок.

— Да, сегодня последний нормальный день. Когда еще сможем вот так пое…, в такой расслабухе.

Да, номер в придорожном отеле в двадцати километрах от Кривова, был хоть и небольшим, но весьма комфортабельным. Здесь они ночевали уже третью ночь, после вынужденного переезда из города. Все свои квартиры Сонька продала, жить у братьев и сестер она уже не могла. К тому же при всей своей наглости Зубаревская чувствовала, как сжимается вокруг нее этот круг врагов и недоброжелателей.

Она долго перевязывала рану Могильщика, потом столь же долго плескалась в ванной, через чур долго одевалась, особенно затянув свои процедуры с укладкой волос. Жора заметил, что в этот раз ее прическа выглядит особенно оригинально. Она заплела что-то вроде толстой косы, только больно уж сложной вязки.

— Как это называется? Цыганские дреды? — спросил Жора.

Сонька улыбнулась.

— Почти угадал. Старинная цыганская причуда — коса невесты.

— Замуж собралась?

— А почему бы и нет? Хоть

бы ты, что ли, замуж взял? А то, сколько мужиков было, и ни один не предлагал руку и сердце. Только хрен и пистолет.

— Давай, поженимся, — согласился Жора. — Только не в этом городе.

— Это само собой.

Она обняла гиганта за шею.

— Только на тебя я и полагаюсь, Жорка. Все остальные мужики — фуфло перед тобой.

— Ты тоже особенная. Я всегда в женщинах ошибался. Первый раз сел за то, что вломил одному кенту за то, что у меня подругу увел. Челюсть ему сломал. А себе жизнь. Два года, это еще по малолетке. А когда мы на инкассаторов пошли, я думал, что своей Валентине устрою роскошную жизнь: Сочи, рестораны, шубы. А она меня даже не дождалась. Бросила уже через три года. А, красивая была, сучка. На нашего следка похожа. Такая же черноглазая. А с тобой я как на автопилоте — мозги отдыхают, а ты за меня думаешь. Так жить проще.

— Вот и будем так жить.

Она поцеловала своего защитника, потом взглянула на часы.

— Пора.

Она не стала брать свою знаменитую кожаную куртку, одела шубу, закрывающую ее до самих пят, на волосы набросила черный, с красными цветами, цыганский платок. Из багажа у ней был только большой баул, в котором хранились все ее деньги. День был солнечный, морозный, и Сонька на секунду даже задохнулась от беспричинного счастья.

— Ах, как хорошо! Как я люблю зиму! Ну, пошли. Надеюсь, это последний день в этом поганом городке, — заметила она, беря под ручку своего кавалера. — Надо уезжать в столицу. Там можно делать большие деньги.

Но, перед поездкой в город надо было хорошо поесть. После короткого обсуждения было решено завернуть в самый ближайшую к окраине забегаловку: кафе «Баграм». Оно не сильно котировался среди кривовцев, Афиногенов вылазил в своем ресторанном бизнесе в плюс за счет многолюдных поминок. Но сегодня Сонька не хотела светиться в более популярных ресторанах города. Предупреждение Малиновской о второй неявке на допрос сидела в ее мозгу крепко вбитым гвоздем.

Они расположились в самом уголке зала, позевывающая официантка принесла им заказанные блюда. Время от времени она бегала в противоположный угол ресторана, там, где Костя Афиногенов соорудил два небольших кабинета. Сонька и Могильщик уже доедали второе, когда из кабинета вывалился не очень опрятный мужик лет сорока, с блуждающим взглядом и заплетающейся походкой. Он быстро проскочил в туалет, но когда возвращался назад, то бросил взгляд в сторону единственных на сегодняшнее утро гостей. Лицо мужика при этом изменилось, и всем своим нутром Могильщик почувствовал грядущие неприятности.

— Пока уходить, — сказал он, но Софья, сидевшая к кабинетам спиной, ничего не видела и ничего не поняла.

— А кофе? — удивилась она.

— Сейчас мы без кофе взбодримся, — сказал Могильщик поднимаясь на ноги. А из кабинета уже вываливалась толпа народу. Шестеро бывших ветеранов Афгана с прошлого вечера поминали погибшего от метилового спирта Лешку Евдокимова. Весть о том, что убийцы Лешки сейчас сидят в десяти шагах от них, вызвала у них прилив ярости. Впереди несся сам хозяин заведения.