Черный ворон
Шрифт:
– Может, и правда лучше кино посмотрим? – обратился к Максимилиану Архимед.
– Ну, Архимед, вы же обещали. Только мы с молодым человеком... Кстати, как вас?
– Гоша.
– Максимилиан Аркадьевич... Только мы с Гошей поиграть настроились...
– Ладно, – вздохнул Архимед. – У меня каюта одноместная. Там удобно будет.
Мужчины отправились на картеж, а Таня, с удовольствием посмотрев замечательную итальянскую комедию, сходила на танцы, прогулялась по палубе, прошлась пару раз по коридору мимо каюты Архимеда. За дверью было тихо.
К завтраку не вышли ни Максимилиан,
В двенадцатом часу Архимед показался на верхней палубе, где Таня принимала солнечные ванны, и устало плюхнулся в соседний шезлонг. Его смуглое лицо было пергаментно желтым, под глазами чернели круги.
– Как оно? – осведомилась Таня.
– На полторы сотни опустил меня, сучара. А Гошу на все три.
– Это ж надо умудриться столько в преф сдуть. Вы что, по рублю за вист играли?
– Под утро на «очко» перешли. Везунчик он, твой Максимилиан.
– Кому везет в карты... – Не договорив, Таня наклонила голову и поцеловала Архимеда в висок.
– Ох, стиляга-динамистка... – Архимед вздохнул. – Пошли, что ли, по «хайнекену» вмажем с горя. Я угощаю.
Последние десять дней круиза азартная троица резалась в карты едва ли не каждую ночь. Архимед с Гошей рвались отыграться, но все больше проигрывали, хотя и не так крупно, как в первый раз. Максимилиан ходил бледный, но весьма довольный собой и почти трезвый.
– Ну вот, – похвастался он Тане уже после Стокгольма. – Круиз, считай, уже окупил. То ли еще будет, ой-ей-ей! – Он понизил голос. – В Хельсинки я устрою им тихую Варфоломеев-скую ночь, а дома мы с тобой гульнем от души, эх, и гульнем же!
– Ты, Максимилиан, особенно-то не зарывайся.
Он махнул рукой и самодовольно хохотнул.
– Да ну, чего там. Это ж лохи, караси, кость совсем не рюхают. Тыщи на три обую, чует мое сердце.
В Хельсинки, где «Пушкин» стоял последнюю ночь круиза, чтобы утром взять курс на Ленинград, Гоша с Архимедом «обули» Максимилиана на двадцать шесть тысяч. Момент был загодя выбран Таней: она посчитала, что раньше этого делать не стоит – слабак Максимилиан мог в расстроенных чувствах сигануть за борт или рвануть на берегу в ближайший участок и попросить политического убежища. А так он до самого Ленинграда находился под неусыпным контролем Архимеда, который поддерживал его смертельно раненную душу в нужном тонусе, перемежая водочку с убедительными рассказами о том, что такое «счетчик» и как среди солидных людей принято поступать со злостными должниками. В последний час дошедший до полной кондиции Максимилиан был передан под опеку Тани, которая всячески утешала его и дала слово, что поможет ему расплатиться с долгом в течение тех четырех дней, которые дали Максимилиану победители.
– Дай Бог, если сумею тысяч двадцать пять набрать. Это же такие сумасшедшие деньги. Ума не приложу, как отдавать буду... У меня на книжке всего три четыреста, остальное придется в темпе одалживать у друзей, родственников. Под покупку дачи.
– Какой дачи?
– Твоей, разумеется.
– Но... но она стоит сорок тысяч как минимум...
Таня печально улыбнулась.
– Максик, милый, ну хоть режь, больше не наберу так быстро. Есть у меня, правда, один очень состоятельный
Максимилиан обхватил голову руками и застонал.
– Через месяц уже пятьдесят набежит! Эти гниды мне счетчик включили – по куску в день! Таня вздохнула.
– Ох, Максик, предупреждала я тебя – не послушался... Эй, а может кто из твоих подороже купит?
– Какое там? У кого такие бабки есть, так те сейчас на курортах пузо греют! Мертвый сезон.
«Так я тебе и позволила по друзьям твоим бегать! Посидишь пока на дачке, Гоша за коньячком тебе бегать будет, а Арик пылинки сдувать. Хотел гульнуть – вот и гульнешь напоследок», – подумала Таня, а вслух сказала:
– Вот видишь. Соглашайся на мой вариант. Лучше не найдешь.
На самом-то деле ей нужно было не двадцать пять тысяч, а двенадцать – по шесть на брата. Во столько оценили свои услуги Архимед и Гоша, потомственный московский катала, пока малоизвестный в Троцком кругу, ибо еще только начал набирать стартовый капитал – вещь архиважную для всякого солидного игрока. Одних шеровских «отпускных» на это хватало с избытком.
От лишних подробностей этой истории она Никиту избавила, рассказав только, что познакомилась в круизе с одним богатым наследничком-пропойцей, который по дружбе предлагает выгодно купить дачу в престижном подмосковном поселке. Брат слушал ее, не перебивая, склонив набок голову и попыхивая трубочкой, а когда она замолчала, спросил:
– При чем же здесь я?
– Официально оформить покупку на себя может только москвич. У тебя же прописка есть?
– Есть. Тестюшка будущий заблаговременно подсуетился, чтобы мне, значит, без затруднений на дунайский островок отбыть. После свадьбы будет у нас с Пловцом собственная малогабаритка в Бибирево.
– А не мелко ли плаваете?
– Чем богаты... И то спасибо, что двухкомнатная – на каждого по индивидуальной камере, хоть глаза друг другу мозолить не будем.
– Совет да любовь! – Таня усмехнулась.
– Ладно, хорош дыбиться. Ты лучше скажи, сестрица разлюбезная, я-то что с твоей покупки буду иметь?
– Мое доброе расположение. Мало?
– Маловато будет. Еще?
– А еще прощу тебе четыре сотни, что Ваньке на кольца зимой занимал.
– И только-то? Да что для такой лихой герлы-урлы четыре сотни?! Мелочевка. Подмосковная-то чай подороже станет. Бывал я в тех палестинах, каждый домик там тянет не меньше полста тысяч.
– Сколько тянет – не твоего ума дело. Говори, что тебе надобно? Деньжат подкинуть, что ли?
– Да будет тебе. Советские дипломаты не продаются. Американку дашь?
– Какую еще американку?
– Три желания. Исполнишь?
– Смотря какие желания...
– Нет уж, без условий. Любые. Не бойся, ничего особенно лютого не выдумаю, родную сестренку не обижу.
– Как бы я сама тебя не обидела ненароком... Ладно, я согласная. Только мотри, Микита, Бог он таё...
– Это ты чего? – вылупив глаза, спросил он.
– Так, классику вспомнила. У Толстого так один шибко положительный дед Аким сына своего наставлял, тоже Никиту. Только плохо кончил тот Никита, не послушал мудрого старичка...