Черти-Ангелы
Шрифт:
Сначала:
– Чаек стон и шум волны передо мной,
Но сегодня мы не встретимся с тобой.
Ты ушла!
– Ушёл! – поправила Алинка, не соглашаясь с автором.
– Ты ушёл, и стала тёмною вода,
Ты ушёл, и не вернёшься никогда.
Но я не стану! – пел Вадик.
– Нет, не стану! – подвывали мы с Алинкой.
– Ждать тебя на берегу!
– Перестань!
– Не перестану! – возражали хором.
– Я жить так больше не могу!
– Объясни!
– Не объясню!
– Зачем уходишь от меня?
– Извини!
– Не
– Я все равно люблю тебя.
Потом перешли к «а ты опять сегодня не пришла», с колоколами и последними трамваями, и к «я ухожу, сказал мальчишка, и сквозь грусть, ты подожди, я не надолго я вернусь». Закончили на вполне радостной ноте про дембелей: «и куда не взгляни в эти майские дни, всюду пьяные ходят они». После чего один из артистов удалился спать, второй умчал на первую утреннюю электричку, а конферансье остался заметать следы посиделок и придумывать версию – куда делась бутылка из НЗ.
«29 июня.
Опять еду в деревню. И на дискач пойду, как в прошлый раз, да. Только тогда случайно получилось – встретила Вадика, он и позвал, я решила: пойду. Пойду и всё тут. Может, я надеялась на что? Не знаю. А теперь я еду, потому что. Потому что меня пригласил Вадим. Это так странно, Дневник. Всё странно, что сейчас происходит. Думала, раз я люблю кое-кого… нет, любила, (получается уже), то больше ни в чью сторону не посмотрю. Никогда! Тем более – на Вадика. Совсем не идеал для девушек. Нахальный, прёт, как танк, бабник – говорит Алинка, сразу видно, а мне – пофиг. Я не влюбилась, нет (кажется), но меня тянет! Влечёт, словно воришку в сад за яблоками ночью. Темно и страшно, но жуть, как интересно, и яблок хочется! А самое главное, Дневник! Я снова чувствую. Будто я возвращаюсь. К себе прежней. Живой!
3 июля.
Через 5 дней уезжаю к бабушке Шуре, маминой маме, в Прохладный. Здорово, когда есть две бабушки, есть где спрятаться от событий. Вроде бы. Да, Дневник? То степь, то горы. Разнообразие. Уеду на неделю. Будет время подумать, мне заявили. Над чем? Да над одним предложением. Вадик сказал, что пора вернуться к дебатам «а не годится ли он в женихи?». Помнишь, Дневник, он шутил об этом осенью, когда… ну, тогда! – ты понял. Я вяло отбрыкивалась, но не тут-то было. Получается, в каждой шутке есть доля шутки, остальное – всё правда.
Мы целую ночь просидели во дворе, болтали, смеялись и даже целовались!!! Как я могла? Могла. Как же кое-кто? Я забыла о нём?
«О, вещая душа моя!
О, сердце, полное тревоги,
О, как ты бьёшься на пороге
Как бы двойного бытия!»* – помню. Блин! Помню! И потому – сомнения, и раздвоение. За Алинку ещё волнуюсь, с её закидонами на первых встречных! Хорошо – тоже уезжает, с мамой в Москву.
Время пролетело как один взмах ресниц. Прохладный, бабушка, день рожденье – на перемотке, не успела ни расслышать, ни рассмотреть, ни понять. Думы об одном, что скажу? Хочу ли? Любить – да, быть любимой – да, но – кем?
В который раз за год я спрыгнула на этот чёртов перрон с неясными надеждами и желаниями. Не жизнь, сплошное дежавю. Пони бегает по кругу, усмехнулась своим мыслям. Обогнула здание вокзала. Там за ним, на площади-пятачке мы договорились встретиться с Вадиком. Ждёт ли?
Ждал. И не один.
– Смотри, кто согласился нас подвезти!
Ты!
Ты стоял рядом с Вадиком, облокотившись на свой «Минск», как ни в чём не бывало.
Ой, мамочки! Что же теперь будет? Куда бежать?
Да никуда! Никуда. Никуда не сбежала, не упала в обморок. А только стояла в оцепенении, и ни буквочки, ни междометия вымолвить не могла. Никто ни о чём меня не спрашивал, но я точно знала, что стою перед выбором сейчас. Ты. Или Вадик.
Кто был бойцом невидимого фронта моей разбитой любви? Кто видел меня во всей красе, в горе и в радости, в пьянстве и в трезвости, и не отвернулся от меня? Кто встретил поздним вечером на вокзале рыдающую подругу и не бросил, а привёл ко мне домой? Кто осенью спас нас от неприятностей с милицией? В конце концов, кто не дал случиться аварии, лобовому столкновению с автобусом, рискуя своей жизнью? Вадик.
А что сделал ты? Скажи мне хоть слово. Скажи, хотя бы – зачем? Зачем предложил или, уж не знаю, как дело было, согласился подвезти нас с Вадиком? Зачем? Чтобы даже не сказать банальное «Привет»? Лишь таращился, будто совёнок, выпавший из гнезда.
– Поехали, – подошла я к Вадику. – Или лучше пешком прогуляемся?
– Да нет уж. Чё ж я зря транспорт организовал? Проедемся, на чём бог послал, – усмехнулся он.
Ты по-прежнему молчал. Так, значит? Ну, значит – так. Вот и решилось.
«18 июля.
В тот момент, когда я села на «Минскач», да и потом, во время поездки, меня не покидало, Дневник, странное ощущение. Или мысль. Не знаю, как это выразить. Ну, вот смотри.
Я ехала с пацанами, вернее между ними, словно тот «миг» из песни, «между прошлым и будущим». И притом я ехала в будущее, но за рулём находилось прошлое. Оно везло. Понимаешь? Путанно, да. Я и сама запуталась, но чувствую, что есть нечто неправильное, абсурдное в этой ситуации, в том, как сложилось. Жалею ли я, что так сложилось? Тоже – странно, но – нет, не жалею. Впервые за долгие недели мне спокойно душой. Только песня всё на уме крутится, как заводная.
Конец ознакомительного фрагмента.