Чертова дюжина

Кузнецова Агния Александровна

Все заняли свои места и молчаливо начали есть. Чтобы развлечь ребят, Домбаев заговорил о золоте. Он знал, что эта тема интересует всех присутствующих. Ребята оживились. Суп был съеден, и, когда принялись за гречневую кашу, возобновили обычную «литературно-обеденную игру». Игра заключалась в том, что все по очереди рассказывали самый интересный случай из своей жизни.

В этот день черед дошел до Аполлона Иннокентьевича. Он подумал немного, откашлялся в кулак и начал:

– Я расскажу вам, ребята, самый интересный случай, но не из моей жизни, а из жизни моего отца. Это случилось, когда мне было два

года, значит, сорок два года тому назад. Отец мой был старателем на Байкальских золотых приисках у богача Бехтерева. Отец говорил, что рабочие очень тяжело жили на тех приисках – ходили в лохмотьях, грязные. Спали вповалку, зарабатывали гроши. Только в вине свое горе и забывали. Но Бехтерев не велел к себе на прииски водку привозить, чтобы она, проклятущая, работе не мешала. Однако находились такие люди, которые тайными, ведомыми им только тропами приходили издалека и приносили водку. Отец мой сдружился с этими людьми, и показали они ему тайный путь меж гор от прииска до деревни в добрых двадцать пять верст.

Случилось, забастовали на прииске восемнадцать рабочих, захотели уйти от хозяина, а путь дорожный до села обходами – далек, в сто пятьдесят верст не складешь. Вот вызвался отец тайной тропой рабочих проводить, да и сам решил навовсе с приисков уйти: несподручно было работать.

Ну, пошли. Была глубокая осень, снежок порошил. Отец с дороги сбился и стал кружить по лесу – туда-сюда, туда-сюда, а тропы тайной и след простыл. Наперед-то он не признавался товарищам, что путь потерял, а потом признался: так, мол, и так, ребятушки, заплутался…

До потемок проблуждали, развели костер и спать легли. А отец не спит – думает. Хлеба осталась одна коврига, девятнадцать человек и день сыты не будут, а из этакой трущобы и в три дня не выйдешь, да еще, чего доброго, товарищи-то со зла топором порешат…

Взял он мешок с хлебом да ночью и сбежал. День по ручью шел – к речке вышел, в верховье. Смотрит: белые горы стоят, на солнце искрятся. Мужик бывалый, знает – кварцевые горы.

А тут метель началась – свету божьего не видно. Стал отец искать, куда бы укрыться, и нашел небольшую пещеру. Вероятно, сделана она была в горе руками человека: у входа лежали груды камня и песка. Спрятался в этой пещере отец и до утра заснул. Утром разжег костер у входа. Огонь-то как осветил пещеру, смотрит отец: кругом кварц, а по стене темная полоса шириной в ладонь.

Аполлон Иннокентьевич показал свою руку с широкой ладонью и крепкими пальцами. Ребята с уважением взглянули на нее и продолжали слушать.

– Вгляделся он, а это золотая жила. Глазам не верит, руки дрожат. Схватил топор и давай откалывать куски. На зуб попробовал – золото! Набил оба кармана да и думает: хлеба нет, ружья нет, теперь не в золоте дело – надо запомнить место да к селению выйти, а золото не уйдет.

И пошел отец искать селение. Шел день, другой, третий. Бежит речушка, шумит, а жилых мест нет. И четвертый, и пятый день шел, а потом со счета сбился и упал почти замертво.

В себя он пришел в крестьянской избе. Спрашивает:

«Где я?»

К нему мужик с бородой подходит.

«У меня», – говорит.

«А ты кто?» – спрашивает отец.

Оказывается, в лесу его подобрал богатый человек из Иркутска по фамилии Пархомов. Он на Байкале пароходы свои имел. Его рабочие лес

для мачт рубили да на отца и наткнулись.

Лежит отец, вспоминает все, что с ним произошло, и думает, что в бреду ему это почудилось.

А Пархомов и говорит:

– Видно, что с приисков, мужик, бредешь – в карманах золота полно. Вот оно там же и лежит, мне чужого не надо.

Обрадовался отец да во всем Пархомову и признался. И порешили они летом идти золото искать.

Из года в год каждое лето ходили, колесили в горах, а место так и не нашли. Отец вконец разорился, бросил поиски золота да вот тут на прииск и нанялся.

А в тысяча девятьсот девятнадцатом году слух прошел, что Пархомов в горах байкальских клад нашел. «Клад не клад, – думает отец, – а на мою пещеру наткнулся, верно». Обидно стало ему – он же Пархомову про золото рассказал. И решил он пойти к богачу, поговорить, да пока собирался, Пархомов с женой за границу сбежали. Так отец ни при чем и остался.

– Ну, а потом? – спросила Саша.

– Долго старик не мог успокоиться. Нет-нет да и уйдет на неделю в горы. Так его в горах кто-то и порешил топором. Кому старик на пути стал – неведомо.

Аполлон Иннокентьевич вздохнул и принялся за остывшую кашу.

– Но кто же его убить мог? – спросил Витя Беленький. – С целью грабежа?

– Когда труп нашли, на нем все цело было. Ему не раз говорили: «За Лысую гору по «Господи, пронеси!» не ходи – неспокойно там». Бывало не раз – уйдет путник в те края, и с концом. Везде спокойно, а там смерть ходит.

Ребята взволнованно переглянулись. Витя толкнул в бок Толю, наклонился к нему, собираясь шепотом сообщить ему свои опасения насчет Мирошкиных походов в горы, но ничего не сказал. В дверях стоял сам Мирошка.

– Привет честной компании! – снимая кепку и нарочито низко кланяясь, сказал он. – Как видите – отлежался!

– А где же Слава? – спросил Аполлон Иннокентьевич.

– Слава? – удивился Мирошка. – Не знаю… – Он вопросительно взглянул на ребят и быстро поправился: – Он придет…

Слава действительно скоро пришел. Он и Мирошка не глядели друг на друга.

«Горная»

Воздух чистый, бодрящий, с легким запахом омуля бывает только на Байкале. Жадно вдыхая этот совершенно особенный воздух, Мирошка остановился на отлогом берегу. Утро было ясное, радостное.

Мирошка поднял кверху руки, потянулся, взглянул на безбрежный Байкал, безоблачное небо, с улыбкой сказал: «Ну, господи, пронеси!» – и вступил на опасный путь. Чтобы не кружилась голова, он старался смотреть только влево, на мрачную скалу. Она местами была блестящей, точно отполированной, и он видел на ней свой силуэт.

Мирошка шел медленно, осторожно переставляя ноги. Тропа, усыпанная щебнем, была скользкой, шириной в один шаг, внизу на глубине пять-шесть метров из года в год, из века в век бурно плескался Байкал. Волны, пенясь, взбирались высоко на скалу и, падая, разбивались в мелкие, похожие на пыль, брызги.

Мирошка против воли изредка взглядывал вниз, и вода Байкала казалась ему зеленовато-красной. Волны прибили к подножью скалы массу зеленых водорослей. Они расправили в воде свои нежные слизистые стебельки с красными прожилками и, медленно покачиваясь, плавали около скалы.