Чертовка для безопасника
Шрифт:
Он уже готовится к поступлению в университет, ходит на подготовительные курсы. Следующий год - выпускной, решающий у них.
А в свободное время на каникулах мотается на всякие мероприятия с подружками, с друзьями ходит на соревнования.
Стильный рюкзак за плечами, модные широкие джинсы, продуманная расхлябанность. Красивый мальчик. Очень красивый. Не зря столько девочек в друзьях у него в соцсетях.
Никита стоит, общается с друзьями. Всего их шестеро - кроме него, еще один парнишка и
Смеются, пьют лимонад из бутылок.
Останавливаюсь, смотрю на них.
С момента моего возвращения в Москву прошла неделя.
И вся она была под завязку загружена делами: переезд, занятия с папой, врачи, новый ритм жизни… И поиск информации по Никите.
Катя - не первая девочка в его окружении, с кем я пыталась пообщаться. И только с ней - удачно.
Никита чувствует чужой взгляд, оборачивается и пристально изучает меня.
Я замираю.
Боже, как не разрыдаться?! Вылитый отец. Копна густых, льняного оттенка, волос, голубые, лучистые глаза, как небо над головой. Скулы, губы, нос…
Сердце стучит так сильно, что даже слабость во всем теле проявляется. Воздуха не хватает, ощущаю лёгкое головокружение.
Дыши, Марта, дыши! Нет, Марина Николаевна, конечно, уже Марина Николаевна…
Но Мартишей останусь навсегда. Ему так нравится меня называть. Нравилось.
— Никита, можно тебя на минуточку! — громко зову парня, не собираясь шифроваться. Не для того пришла, в конце концов.
Никита медлит немного, но, подбадриваемый настороженными шутками друзей, идет ко мне.
Не торопясь, вразвалочку. Как взрослый.
Щурится на мои волосы.
Одобрительно усмехается.
Сразу приметил, что я теперь мастью, как его котёнок. Рыжая. Так как по природе жгучая брюнетка, пришлось краситься в несколько заходов. Получился странный бледный оттенок.
Но мне кажется, что мне идет.
И короткая стрижка тоже…
Надеюсь, понравится.
Его сыну уже нравится, как мне кажется. Значит, все не зря.
Судорожно сжимаю пальцы на замке сумочки, смотрю, как Никита приближается.
И, чем ближе подходит, тем очевидней становится, что и ростом он тоже в папу.
Высокий какой, а у меня каблучок совсем маленький, я пока отказалась от своих обычных туфель, очень много хожу пешком.
Москва ведь, соскучилась я.
— Здравствуйте, — здоровается Никита немного настороженно, продолжая разглядывать меня во все свои удивительные глаза. Синие. Ясные такие. У его отца темнее.
— Здравствуй, Никита, — улыбаюсь в ответ, чувствуя от волнения лёгкую дрожь в руках. — Как папа?
— А вы кто?
Он мгновенно напрягается, улыбка становится натянутой, глаза темнеют. И всё так быстро, что я от удивления даже немного теряюсь. Ничего себе, метаморфозы.
Вот тебе и солнечный
Хотя, чего можно было ожидать от Кирсанова младшего?
Один неверный шаг, и я буду вытаскивать из него слова клещами.
А, скорее всего, и не буду. Потому что развернется и свалит. Беги потом за ним…
— Я, — лезу в сумочку, где специально приготовлена и ждет своего часа записка на этот случай, если он никак не станет со мной контактировать. — Марина Кирсанова.
Он берет записку в руки, скользит взглядом по номеру телефона и моему имени, затем опять - на меня. Иронично усмехается, а меня снова торкает. Улыбка, как у его отца.
— Родня, что ли? Откуда еще?
— Ну… Можно сказать, и родня, — киваю я, — твоя теперь - точно. Да и папе твоему, получается, не чужая… Как он? Как себя чувствует?
— Живой, — коротко отвечает Никита, все же идя мне на уступки и выдавая немного информации. Но это пока, я так думаю, что года через два, он вообще станет непробиваемым, и хрен кто из него что вытянет.
Ответ Никиты такой волной облегчения проходит по моему, оказывается, дико напряженному телу, что едва стоять получается.
Живой. Конечно же, я не и сомневалась. Живой. Такой сильный, такой опытный… Живучий, как же иначе?
Но все равно, видно, что-то внутри все это время грызло, болело, очерняло жизнь.
И вот теперь эта чернота пропала.
Столько мучений и молитв за этого мужчину отдано. Это я в первые дни успокоительное пила, потом же запретила себе таблетки полностью, только водичка, немного валерьянки и дыхательная гимнастика. И молитвы.
Я верила в лучшее.
И правильно делала.
Он жив.
Всё в порядке. Это же хорошо? Хорошо.
Остался один нюанс.
Я киваю на записку:
— У тебя, Никита…
В горле пересыхает, от волнения вообще дышать становится нечем. Я делаю паузу, вдыхая полной грудью, улыбаясь такому прекрасному пацану.
— У тебя будет единокровный брат или сестра, — наконец, продолжаю я. — Папе передай, что он обязан, как честный мужчина, позвонить. Хотя бы.
На последнем слове голос дрожит, я понимаю, что сейчас слезы потекут. Переоценила все же свою эмоциональность.
Или это беременность так влияет?
Никита буквально врастает кроссовками в землю, явно переживая шок от моего признания, и я не удерживаюсь, тяну ладонь к его щеке, глажу и киваю.
Мой мальчик, я буду его любить, потому что родной, сводный моему малышу. И потому что сын человека, которого я…
Ох, черт!
Быстро разворачиваюсь от парнишки и спешу уйти.
Он не догоняет, и это хорошо.
Я бы не смогла сейчас с ним еще стоять и разговаривать, что-то объяснять… Подкусываю губы, глаза наполняются слезами.