Чертовка для безопасника
Шрифт:
— … участник уголовного судопроизводства Ушакова Марта Николаевна…
Голос судьи громкий, совершенно неразборчивый, чеканит по тексту, выдаёт статьи одну за другой. Убийца, которого я видела в театре, обвиняется ещё в двух преступлениях. В зале суда только такие как я – участники судопроизводства. За дверями журналисты, в зал никого не пускают. Речь идёт о самом громком убийства нашего региона, всё пропитано политической составляющей, поэтому с каждой стороны по пять защитников и обвинителей. Напряжение
У меня, по сути, ничего больше нет.
И меня прежней - тоже.
Я уеду.
Прямо сегодня. Здесь, в этом городе, меня больше ничего не держит. Даже подруга.
Я и без того напрягла ее до ужаса, а ей сейчас нельзя волноваться, живот уже виден…
Ее полкан, несмотря на всю дикость ситуации, ходит со счастливой, крайне значительной мордой и норовит Светку упрятать на сохранение в особо охраняемую ведомственную больницу.
Она сопротивляется, командует им, но выражение довольства и радости с лица стереть не получается.
Я искренне рада за нее.
Хоть у кого-то все хорошо.
Света мне очень сильно помогла, тогда, два месяца назад.
Надо было видеть ее лицо, когда меня вынули из военного самолета, всю в кровище, грязную, с мокрым, несчастным лицом и стеклянными глазами.
Она только и смогла, что охнуть, а затем просто , не спрашивая ничего, утащила меня к ним с полканом, отогреваться, отмываться, приходить в себя.
С последним дело обстояло хреново.
Несмотря на то, что ситуация с моим преследованием вошла в финальную фазу, и даже разрешилась, я ничего по этому поводу не ощущала.
Светка пыталась меня расшевелить, подробно рассказывая, как они с полканом, неожиданно закусившем удила, пробивались к независимым инстанциям. А с другой стороны - пробивался папа.
Область закрыли, не впуская и не выпуская никого вообще.
На дорогах шерстили и обо всех подозрительных людях тут же докладывали заинтересованным людям.
Короче говоря, охота на меня получилась знатная.
Надо сказать, что я плохо думала о светкином полкане, он, оказывается, не просто ограниченный мудак, а совершенный отморозок, который не стерпел, когда кто-то попытался угрожать его близкому окружению. Светке, то есть. Она же не сидела на месте, и все пыталась искать правду, пробивать мне законные пути у себя в конторе.
Получила взыскание за взысканием от нового начальства, ее полкана отстранили от работы и должности, ее - тоже.
А я во всех ориентировках проходила, как подозреваемая в соучастии убийства. То есть, просто из свидетеля меня, после исчезновения с радаров, мгновенно переквалифицировали в соучастники.
И, если б задержали под этим соусом и отправили в отделение… То часы мои были бы сочтены.
Но я, стараниями Кирсанова, пропала, а Светка все никак не могла угомониться.
Когда она начала получать угрозы по телефону,
Короче, не стоит злить цепного пса. Он может в ярости сорваться с цепи.
Полкан сорвался.
Упрятав-таки Светку в какую-то жопу мира, он развернул кампанию мести, грамотно выделил тех, кому было интересно упрятать за решетку моих преследователей… И скоординировал с ним свои действия.
Светка говорила шепотом, что они умудрились дойти до нашего всего… И заставить его обратить внимание на ситуацию.
Шансы у них имелись, только если я останусь в живых и буду свидетелем на суде.
Потому меня стали искать усиленными методами, больше не теряя времени на выкуривание и ожидание, когда же я сама на свет выползу.
Тот небольшой городок, где я пряталась, особо не был оборудован камерами наблюдения, но кое-что найти удалось. И моего спутника срисовали, пробили по связям… И выявили ближайшего родственника.
Это потребовало, как я понимаю, очень серьезных денег, потому что обращались к независимым профессионалам, штатные так не умеют, и времени тоже требовало.
Как раз того самого, что я провела в руках моего Кирилла Кирсанова. Моего защитника.
За это время удалось снять с меня глупые обвинения, и теперь меня искали уже, как свидетеля.
И вполне можно было возвращаться…
Киллеров отправили в последней надежде, зная опыт Кирилла, сразу троих. Но, видно, не до конца просчитали…
Мне удалось спастись.
Света говорила, что мне теперь, по закону “О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства” мне полагается личная охрана, охрана жилища и имущества, выдача новых документов, изменение внешности, изменения места работы и места жительства…
Я не слушаю приговор, у меня слёзы от воспоминаний.
Юрка вёз нас по лесу на своём «пауке». Этот огромный транспорт на надувных колёсах везде проехал, даже по болоту. Пока удалялись от хутора, я тряслась всем телом, укрывала собой бледнеющего Кирилла. Его, раненого, мотало из стороны в сторону, но он только зубы стискивал и терпел. Синеющими губами улыбался мне и слабой рукой скидывал с лица волосы.
Боже, это невыносимо!
Не знать, что с ним было дальше! И что сейчас происходит!
Мы тогда выбрались из леса, но не в населённый пункт, а в воинскую часть. Кирилла забрал местный фельдшер. А я, мокрая от крови, грязная и вымотанная переживаниями, ничего не видела и ничего не слышала.
Цеплялась за него, уже потерявшего сознание, и не могла никак отпустить.
А потом сидела под дверью медсанчасти, приятгивая недоумевающие взгляды местных. Хороша я была, наверно, грязная, вся в крови и слезах…
А потом пришел Юрка.
Я вскочила, тревожно вцепилась в его куртку, с ужасом ожидая… Страшного. Того, после чего жить не стоит уже.