Чертово городище
Шрифт:
– Вот смотри, – заговорил Воронов. – Искали-искали, но городища этого не нашли, так?
– Так.
– Расспрашивали-расспрашивали, но ничего не узнали, так?
– Так.
– Ну, а откуда, в таком случае, ноги-то растут у этого городища? – он посмотрел на обеих. – Вот ты, Нателла, говоришь, что только от старшей сестры слышала, значит, извини, до войны и – сказки. И при тебе ничего не находили, и никакой путник из тайги не выходил, обросший и одичавший, так?
– Ну! – перекрестила рот Нателла.
Воронов готовил очередной вопрос, когда
– Наталья, ты дома?
– Дома, че орешь! – двинулась к воротам бабка.
– А гости твои?
– Дома все, дома, не ори! Что случилось-то?
– Да как что?! Овсянниковых убили! Пошли посмотрим.
Бабка, охнув, прислонилась к воротам, Ирма схватилась за лицо, Воронов замолчал, соседка, оповестив, засеменила к месту происшествия.
Воронов молчал недолго, взял Ирму за руку:
– Есть короткий путь к дому Овсянниковых? – и, видя неподвижное лицо Ирмы, повторил громко, – Есть путь?
Ирма кивнула, схватила Воронова за руку, потащила за собой.
Возле распахнутых ворот овсянниковского дома стояли, не решаясь войти, люди. Ирма стала проталкиваться вперед, а Воронов остался сзади.
Ему и отсюда было видно главное.
Овсянникова в спортивном костюме лежала почти посреди двора, широко раскинув руки и согнув ноги в коленях. Овсянников сидел за накрытым для обеда столом, уткнувшись в него лицом.
Со стороны все это выглядело совершенно спокойно, почти естественно. Будто Овсянникова решила удивить мужа балетным па или гимнастическим переворотом, но сделала его неловко и упала. А Овсянников, увидев это, расхохотался так сильно, что аж прилег лицом и плечами на стол.
Ничего себе, весело…
Ирма, протолкавшись вперед, повернулась и крикнула:
– Иди сюда!
Но Воронов не только не пошел никуда, но и ей крикнул громко, будто их разделяли десятки метров:
– Не надо там топтаться, милиция потом заругается!
– Не милиция, а полиция, – поправил с чувством превосходства стоящий рядом мужичок лет пятидесяти. – Не знаем, как у вас, а у…
– Ирма, идем, там бабушка одна. Мало ли что, – громко сказал Воронов, глядя прямо в глаза мужику.
И тот, кажется, смутился.
Домой возвращались не спеша, молча.
Уже поворачивая с главной деревенской улицы к дому, Воронов увидел выезжающий мотоцикл с коляской, которым управлял человек в форме.
– Участковый, что ли? – спросил он у Ирмы.
Та кивнула головой.
– Пошли домой скорее.
Нателла все также сидела у стола, положив на него руки.
Увидев входящих Ирму и Воронова, не шевельнулась, и только когда они подошли к столу, негромко спросила:
– Что там?
Ирма молчала, и Воронов сказал коротко:
– Трупы там, Нателла, трупы. Два трупа.
Глава 6
Воронов слегка подтолкнул Ирму к скамейке, на которой сидела бабка:
– Садись. Поговорить надо.
Сам
– Нателла, а отчество как?
– Что? – спросила бабка.
– Отчество ваше как? Как к вам обращаться?
– Ишь ты, – вернулась она к прежнему тону. – Сколько тут жил, не спрашивал, а тут…
И посмотрела на Воронова, выжидая.
Тот молчал, глядя на нее сосредоточенно, и бабка сказала то ли сердито, то ли смущенно:
– Иосифовна.
Помолчав, добавила:
– Да ты не бойся, не еврейка.
Воронов ответил все тем же ровным голосом:
– Во-первых, евреи как нация мне ничего плохого не сделали, следовательно, бояться их нет причин. Во-вторых, я иногда книги читаю и знаю, что люди верующие своим детям имена давали по совету попов, которые детей крестили. Посему Иосиф – это не столько от евреев, сколько от христиан. Но христиане меня тоже никак не обидели, поэтому и их я не боюсь. Что касается вашего отчества, Нателла Иосифовна, то мне так проще вести серьезные разговоры: по имени-отчеству и на «вы».
– Ну, ты, как в телевизоре, чисто служитель закона, – будто через силу выговорила старуха.
– И ваши отношения с законом меня в данный момент мало интересуют, – точно тем же ровным голосом отреагировал Воронов и, видя, что собеседница приготовила ответную реплику, уточнил, – Заинтересуют, если увижу какую-нибудь связь происходящего с вами лично. И, пожалуйста, не перебивайте. Время дорого.
Нателла явно не хотела молчать, но сдержалась, а Воронов перевел взгляд на Ирму:
– Ты начнешь?
– Я-то чего? – изумилась та.
– Ирма, – спокойным голосом начал Воронов. – Мы с тобой только что вернулись от двора, где лежат два трупа. Это тела хорошо известных тебе людей. Более того, один из лежащих там за несколько минут – минут, Ирма!!! – за несколько минут до своей смерти сообщает тебе какую-то новость, сообщает, хотя для этого ему приходится задержаться. А он спешит, Ирма, очень спешит. И у меня, между прочим, не сложилось впечатления, что он был в состоянии испуга или даже легкой паники. Он не был напуган, но спешил. Он спешил, но бросил все, чтобы подойти к тебе и предупредить, – голос Воронова набрал силу, стал напористым, преодолевающим сопротивление. – Он предупреждал тебя, хотя я стоял рядом, Ирма, значит, он был уверен, что важная информация дойдет до тебя, а я ее не пойму!
Воронов замолчал, достал сигарету и начал проделывать весь ритуал прикуривания. При этом он демонстративно шарил взглядом по сторонам, оглядывая то избу, то забор, то голубое небо.
Потом глянул на часы, будто решая, достаточно ли времени на размышления было у Ирмы, и продолжил, но уже иным тоном, задушевным:
– Что хочешь, делай со мной, но я не могу представить себе, что это была какая-нибудь ерунда! Он тебе сообщил что-то очень важное!
Он снова замолчал. Сидел неподвижно, глубоко затягиваясь сигаретным дымом и вообще, создавая ощущение обеспокоенности. И продолжил снова встревоженным голосом: