Чертово городище
Шрифт:
– Ты ведь испугалась, когда он тебе сказал об этом. Ты испугалась, но пыталась взять себя в руки. Взяла, но продолжала бояться.
Он неожиданно взял бутылку, налил половину стаканчика, протянул Ирме:
– Тебе нужно выпить!
Ирма, не говоря ни слова, выпила самогон, будто воду.
Нателла, напряженно молчавшая, пока Воронов говорил, спросила:
– Что ей сказал Овсянников?
Воронов несколько раз перевел взгляд с одной на другую, потом, видимо, оценив состояние Ирмы, сказал:
– Она нам сейчас сама расскажет, кто такой Клевцов и как он связан со всем этим.
Нателла
– Это тот, что ли?
Ирма кивнула.
– Ну, так я тебе и сама расскажу, голубь сизый, – взбодрилась бабка. – Ирке и неудобно про такое говорить. Клевцов этот самый часто тут бывал и до того, как Ирка приехала. Искал тут вместе со всеми это самое городище чертово, – она перекрестила рот. – Не скажу лишнего, вел он себя все время прилично. А как Ирка приехала, стал он за ней ухлестывать. Опять-таки, врать не буду – не сразу. Дня два прошло, должно быть, прежде чем он ее проводил. Правда, уже темнело, но кого тут бояться-то? Все свои. А он до ворот проводил и вроде как симпатии стал выказывать. А она – дело молодое – видать, стеснялась, что к ней, школьнице, такой взрослый дядька липнет. Ему уж тогда лет под сорок было…
– Тридцать четыре, какие «под сорок», – не удержалась Ирма. – И вообще помолчи, я сама расскажу.
Она пошарила по столу взглядом, потом спросила у Воронова:
– Где сигареты?
Закурила, глубоко затянулась несколько раз, потом продолжила:
– Не лип он ко мне. Честно. Парни-то уже и к сиськам лезли, и под юбку, а Клевцов – ни-ни. Но все время вокруг меня был, если не уходил на эти самые поиски. Правда, первые дни никуда не уходил, каждый вечер провожал. Я поначалу, правда, боялась, что начнет приставать, а потом уж думаю, приставал бы скорее. Девки-то каждое утро рассказывают, хвастаются, а мне и сказать нечего, – она улыбнулась как-то виновато. – В общем, когда ушел он в свою «разведку», парни ко мне и не лезли. Думали, видать, что я «евоная». То ли боялись, то ли своих хватало – не знаю. Да и не в том дело!
Ирма пожала плечами.
– Как-то раз он мне и говорит: помнишь, ты рассказывала про заимку, которая где-то рядом?
– Заимка? Это что еще за зверь? – перебил Воронов.
– Заимкой у нас называют… – начала Нателла и замялась. – Как тебе сказать-то… Ну, вроде дачи, если на современный манер, но не дача.
– Ну, Нателла Иосифовна, – улыбнулся Воронов. – Вас слушать – сплошное удовольствие.
– А ты не ржи, будто мерин, – обиженно опустила уголки губ Нателла.
– Да мерину-то вроде уж и сил не осталось ржать, – не унимался Воронов, но чувствовалось, что и ему передается напряженность всего происходящего.
– В общем, устраивал человек себе жилище подальше от деревни. Избу там ставил на манер тех, которые тут, забором обносил таким же. Вот! – закончила она пояснения.
– И переселялся туда? – удивленно спросил Воронов. – А зачем?
– Да не переселялся он, а было это… ну… для охоты, для рыбалки, чтобы если поедешь, то не в шалаше с комарами и гнусом жить, а в доме, как человек, а не как бродяга какой.
– То есть как бы вторую квартиру заводил? Чтобы при случае и… – уточнил Воронов.
– Ну и для сраму, конечное дело, – подчеркнуто спокойно
– Да переделывают, переделывают, Нателла Иосифовна, и не прячутся теперь, и не только баб любят, – в тон ей ответил Воронов. – Ну а заимка-то эта она как, общая была?
– Нет, зачем общая? Как раз каждый заимку-то ставил, чтобы от людей подальше побыть. Вроде как по-нынешнему в отпуск уехать.
– То есть каждый мог такую заимку себе поставить?
– Ну ага! – возмутилась Нателла. – Как же, каждый! Это, ты сам-то сообрази, целый дом почти со всеми пристройками! Это просто так не ставили. Да и нужда такая не у всех была.
– Ну, мало ли… Зима… Охотник заплутал, замерз. Может войти, согреться, от смерти спастись, – попытался возразить Воронов.
– Какой же ты охотник, если в своих краях заплутал? – безжалостно ухмыльнулась Нателла. – Не знаешь дороги к местам – сиди дома, жену сторожи! И потом: у нас нехорошо, если чужое берешь, а в дом чужой лезть вовсе стыдно и нехорошо! А на тот случай, про который ты говоришь, что замерз, например, для того все сообща ставили избушку в тайге подальше. Оставляли там еды, всякого важного, печку уже снаряженную, чтобы только спичку поднести и – запылала! А когда собираешься уходить – ты печку-то заново приготовь. Не ты один тут плутаешь. Вот такие порядки у нас.
– Ну, то есть случайный человек в заимку не заберется? – уточнил Воронов. – Ну а вдруг?
– Вдруг он и есть вдруг. По-всякому поворачивает, – пожала плечами Нателла.
– Да что вы тут филологией занялись? – вклинилась слегка захмелевшая Ирма. – Могли – не могли, бывали – не бывали! Не это важно. Ты же про Клевцова спросил.
– Да, извини, – согласился Воронов. – Рассказывай.
– Я как-то у костра и рассказала про заимку. Помнишь, баба, ты говорила? – повернулась она к Нателле.
– Про княжескую, что ли? – оживилась та.
– Ну да, – подтвердила Ирма. – Ты про нее и рассказала? Сказками побаловала?
– А это что за зверь – княжеская заимка? Почему «княжеская»? – спросил Воронов.
Нателла усмехнулась:
– Пусть Ирка рассказывает, а я погляжу, чего она там врала.
Ирма кивнула.
– Ты ведь знаешь, как у костра бывает! Каждый хочет что-то рассказать, чтобы выделиться, вот и я тоже. Стала рассказывать то, что от бабы слышала про эту заимку. Будто был тут какой-то князь в наших краях. Беглый князь из знатного рода, который хотел царя убить. Не убил, поймали его и в крепость посадили. А он оттуда сбежал. Тогда его в наши края сослали. Он тут и устроил себе княжескую жизнь, отстроил эту самую заимку и стал там гостей принимать на княжеский манер.
– Погоди-погоди, – не выдержал Воронов, – что-то я сомневаюсь, что князь сам смог построить хотя бы хилый домишко, а уж заимку!
Он поглядел на Нателлу:
– Вы говорите, будто такая же, как ваш двор?
– Да говорят, и побольше будет. Изба-то воистину – дворец в два этажа.
– Ну вот, – не стал вдаваться в дискуссию о размерах «дворца» Воронов. – Князю такое не поднять.
– Так он и не сам строил. Говорят, мужиков откуда-то привозили ему, – пояснила Нателла.
По взгляду Ирмы Воронов понял, что она об этом слышит впервые.