Чертово колесо
Шрифт:
Начинало темнеть. Долго лететь на одном крыле бес не мог и неуклюже рухнул под кроны лиан. Джунгли встретили чужака множеством незнакомых звуков и запахов. Жизни тьма и кутерьма.
Его вдруг затошнило. Бросив крыло, он согнулся до земли. С каждым спазмом казалось, что вот сейчас он вылезет из шкуры и голый, с мокрым липким телом, уйдет в землю, превратившись в слизняка, мокрицу, червя.
Джунгли из темноты наблюдали за ним.
— Подыхает, — заметила с дерева обезьяна, беспечно лопающая банан.
— Туда ему и дорога! — зашипела змея.
— Может, рожает?
— Они вообще не рожают, — медленно произнесла панда из бамбуковых зарослей, меланхолично пережевывая зеленые побеги. — Они кладут яйца.
— Какие яйца? С чего ты взяла, ленивая? — заспорили обезьянки, запуская в панду огрызком банана.
— Я?.. Да я их столько повидала за свою жизнь!.. — обиделась панда, не спеша, с закрытыми глазами, дотягиваясь до самых молодых побегов. — Один бесенок даже жил рядом со мной на дереве. Иногда впадал в спячку и падал вниз.
— Рожает, рожает! — щебетали колибри, забыв о змее.
— Отойдите — он больной! — резонно посоветовал крутоклювый попугай. — У него чума! Ну его! Чужак! Чумак! Чухарь!
Сквозь мучительные приступы рвоты бес слышал эту болтовню.
— Заглохните! — оскалился он. — Вас не хватало! Разом всех передушу-шу!
Все настороженно замолкли. Только змея шевельнулась на ветке.
— Вот ты нужна! — схватил ее за голову бес. — Веди к папоротнику, не то наизнанку-ку! Скользкая гадища-ща!
Змея стала выкручиваться и отнекиваться, но, получив удар по глазам, бессильно повисла с высунутым жалом, давая понять, что готова подчиниться. Бес двинулся сквозь кустарник. Шел, прихрамывая и ощущая зуд в раненом крыле. Его лихорадило. Болело темя. Было почти так же скверно, как когда-то в трупе лошади, куда он залез, спасаясь от двух сметливых отшельников, которые погнались за ним почем зря. Джунгли возмущенно шуршали вокруг. Змея упруго двигалась в его лапе, головкой указывая путь.
Больше всего беса злило, что деревенские гады напали без предупреждения. Могли бы просто сказать, чтоб он ушел — и он убрался бы сам, без драки. Мало места, что ли?.. Вон сколько пустых гор, степей, всей нечисти раздолья хватит… Если драться друг с другом — люди одолеют. Да и отвык он в плену от склок и потасовок.
Там, в шкафу, было тесно и темно! Донимали вши и блохи, которых бес травил своим дыханием. Иногда ведьма-крыса, подруга хозяина, засовывала мокрый нос в створки шкафа, оглядывая ярко-желтыми глазами старое окаменевшее дерево, из которого сколотил этот гробовидный шкаф еще Учитель Учителя шамана. Желтоглазая ведьма являлась когда хотела, обычно глубокой ночью, чтобы исчезнуть перед зарей. Не обращая внимания на двойника, она обшаривала пещеру, рыскала в очаге и на полках, потом садилась у изголовья и что-то свистела шаману в спящее ухо, отчего тот морщил лицо, как от мух, а двойник колыхался в злобе, но ничего поделать с наглой чертовкой не мог. Бывало, шаман отвечал что-то во сне. И тогда крыса притихала и слушала его настороженно и почтительно.
Еще, когда хозяин бывал в лесу, а его двойник бродил
Наконец, змея зашипела и встала торчком. Впереди — большое болото. Вот среди тростника торчат листья ветвистого папоротника.
— Ищи самые молодые побеги! — приказал бес змее.
Проплутав по болоту, они нашли свежую поросль. Бес отшвырнул змею, принялся рвать нежные мясистые стебли и собирать в кувшинку сок, выступавший на сломах. Стебли он жевал, а соком смазывал раны.
Вдруг он услышал чей-то гневный шепот. Присев от неожиданности, осмотрелся… Невдалеке, в болотной жиже, копошились две ведьмы. Они были чем-то озабочены.
— Не бойтесь! Вы не нужны! — крикнул он.
— Это кто кого боится? — презрительно зафырчала одна, а вторая добавила:
— Бояться надо тебе, калека! Образина!
— Я ранен, помогите-те-е! — миролюбиво сказал он, пытаясь одновременно и удерживать вывернутое крыло, и мазать рану соком.
Ведьмы хрюкнули:
— Кому ты нужен, тухлятина! Нас в лесу живые дровосеки ждут! — и зашуршали прочь.
Бес ругнулся им вслед.
Вокруг гнила болотная топь. Сновали жуки-скороходы. Квакали жабы, звенело комарье. Посреди болота что-то подозрительно булькало и чмокало. Где-то постанывали лесные птицы. Сонно перекликались цапли. Потрескивало в траве. Вспыхивали тускло-зеленым светлячки. И совсем рядом шумно ломилось сквозь кустарник прерывисто дышащее существо: кабан ли спешил к воде, олень убегал от своей тени… Не разобрать.
Случайно бес ухватил чье-то мелкое последнее дыхание. Оно напомнило о голоде, который никогда не оставлял его. Он быстро домазал крыло и направился в чащу, то и дело смахивая липнущую на морду паутину. В чаще гуще бесьи кущи…
Просеивая сквозь себя эфир, бес шел на привычные запахи смерти. Он опять начал чуять ночь. Вокруг — одна большая бойня. Жуки, птицы, звери, даже цветы и трава — все пожирало друг друга. Воздух был настоян на смерти.
Эта нескончаемая гибель взбудоражила и повлекла в разные стороны. Здесь есть много съедобного.
Деревья неохотно, даже враждебно пропускали вглубь. Лапы скользили в прелых листьях, влипали в лужи, проваливались в муравейники. Какие-то тени мелькали тут и там. С лиан свешивались сонные, но всегда чуткие змеи. Сновали мелкие гады и большие крысы.
Неожиданно бес услышал шум борьбы, застыл в плюще и стал оттуда вглядываться в темноту. Хриплые рыки усилились. Он почуял аромат крупной смерти и неслышно стал красться вперед. На опушке две пантеры расправлялись с кабаргой: самец рвал оленя за ногу, а самка норовила перекусить горло. Жертва отбивалась. Но самец, урча, уже тянул из распоротого брюха связки дымящихся кишок. Бесу досталось терпкое и шершавое дыхание.