Чертухинский балакирь
Шрифт:
"Откуда это у Спиридона столько картохлю?" - дивились мужики, но заподозрить что-нибудь такое в голову никому не приходило.
*****
Закружилась Маша за сегодняшний день и так еще никогда не уставала. Сила у Маши была вся в кости, работала за мужика, у печки и по мельнице, а сроду-родов никогда не хворала, зато и была такая сухня!
Заперла Маша воду в корыте, сосчитала мешки, перекрестилась и хотела было уже на выход идти, да, повернувшись, так и осталась: в широко раскрытую дверь входила старушка,
– Бог помогай, девонька… Поможи тебе боже, красавица!
– Спаси Христос, баушка!
– А шла я мимо да думаю: дай зайду, навещу, - говорит старушка, тыкая перед собой палкой и подходя неторопливо к мешкам.
– Бог поможи!.. Доброго тебе добра, трудолюбица!
– Спаси Христос, баунька. Ты же откуда?.. Откеда идешь, говорю?
– повторила Маша, видя, что старуха приставила сохлую ручку к ушам.
– Дальная, матушка… ты моя, дальная!..
"Должно, нищенка", - подумала про себя Маша.
Старушка села возле Маши на мешок и охнула.
– Дальная… дальная… с самого села Горы-Понивицы…
– Горы-Понивицы?..
– Несь такого села и не слышала?..
– У нас мать понивинская… Ты ее не знавала?..
– Ну, вот еще, как же Устинью не знать!.. Бывало, в девках в одном хороводе за руки ходили… Только я постарше немного…
– Постарше? Так сколько же тебе годов?
– Сколько годов, столько рублев… как за восьмой десяток перевалило, так и со счету сбилась… А ты мать-то помнишь ли?..
– Сироты мы…
– Лядавая баба была, не сплошь тебя, не тем будь помянута, легкое ей лежание… Сиротинка ты моя круглая, как яичко петое!
– запела старушка, приложивши ручку к морщинистой щечке и глядя умильно на Машу, словно плакать над Машей собиралась.
– Какая ты, баунька… жалостливая… Сама несь нищим куском побираешься, а меня вот жалеешь…
– Коли нечем куснуть, весь свет пожалеешь, девонька… Я, вишь ли, травы собираю… травы разные… от запора, от худобы, от лихвы человечьей, благо делать неча!
– Травы?..
– Самые травы, девонька… Тебе какой травки не надобится ли?.. Гляжу на тебя, больно лядава ты да худа, в лице ни кровинки, как навной выпил, грудь воры украли, не туда попали… Несь так на людей не выйдешь!
– Да я уж, баушка… завековала…
– Что ты!.. Что ты!.. Мало что кукушка накукует… Я тебе травки дам, - шепотком, пригнувшись к Маше, говорит старушка.
– Помогает?..
Старуха моргает хитро глазками и словно не расслышит.
– Травы-то твои, говорю, помогнут ли?..
– Ну вот еще что сказала… Глаза ты мне выплюнь… Только замужним она, трава, в пользу больше идет. Как обкрутишься, так в первую ночь и глотни, ряднина на грудях лопнет, надуешься сразу…
– Ужли?
– Как опара из квашни вылезешь!
– Дай, баушка, травки!
– Дать-то я тебе дам… за тем
– Ни-ни, баушка, что ты!..
– Особливо отцу: он на такие штуки вредный человек! Вякнешь ему по простоте - и… вся сила в траве пропадет!
– Язык прикушу! Родимая, дай!
– А как же: третевысь гляжу на тебя на базаре - уж и худа же ты, девка… щипнуть не за что!
– Только… помочь-то будет?..
– шепотком говорит Маша старушке, забывши про ее глухоту.
– А ты обойдись с ней как следует быть… Ты вот дома все сидишь как на привязи: от такой жизни большого проку не будет, ты бы на деревню сходила…
– Не примут…
– Ну, по речке бы прошлась… особливо под вечер… скупалась, где месяц почище светит… Вода - она в крепость идет человеку! И поспишь с воды, как меду полижешь…
– Ох, баушка, про воду ты говоришь… меня люди и так зовут Непромыха!
– Назовут - хуже ножа проткнут!
– Да и не до гульбы мне, баушка: каждый день так умаешься… только сном и отходишь…
– Человек во сне зря время теряет… Говоришь ты, слушаю я, все не дело. Слушай, я расскажу тебе одну такую историю… - Старушка показала на дверь, и она еще шире раздалась у Маши в глазах.
Маша уставилась во все глаза: за крайней березой у самого дома поднялся месяц с земли и поплыл, лицом немного набок… к Дубне, словно горюет о чем, а губы у него толстые, добрые, и из губ на сторону свесился немного язык.
– Ты вот про этого мужика знаешь?..
– Что ты, баушка… это же месяц.
– Месяц-то месяц… а кто на ем нарисован? Вишь, как языком дразнится… Несь еще не слыхивала?..
– Где ж у нас тут слышать: в лесу одни ведмеди ревут, да и леший будто тоже чудит, хотя сама-то я… не попадала ни разу…
– Болтают… Ну, так слушай: это - Ленивый Мужик.
– А ну, баушка, расскажи!
– оживилась Маша, - Прибауточница какая!
Маша придвинулась к старушке и положила голову на руку, заглядывая с улыбкой старухе в глаза - так слушать интересней. Старушка поправила подол на калишках, в искосок повернулась к Маше, тонкие губы сделала бантиком и начала нараспев, покачиваясь своей куриной головкой; месяц словно застыл, остановился в березовых сучьях. Да он и всегда так: заметно для глаза, как возле земли спешит над лесом скорей подняться, а как заберется повыше, так и повиснет.
Ну, так и вот.
Жил это в нашем селе Горы-Понивицы, не знамо сколько лет тому назад будет, когда, может, и села-то никакого не было, а была на этом месте в вожжу длиной деревушка о трех дымках, о четырех домках, так и жил в этом самом селе мужик с самого краю по имени будет Иван, по прозвищу будет Ленивый…
Родила его, вишь, мать сонная, в самую светлую утреню опросталась… Ну и выдался: мужик не мужик, а на печке лежит, ничего не делает, только пьет чай да обедает…