Честь и долг

Иванов Егор

От исполкома были назначены твердые оборонцы, солдаты Ясайтис и Вербо. Главнокомандующий Западным фронтом Эверт, со своей стороны, приказал Соколову назавтра сопровождать делегацию в 703-й Сурамский полк 2-го Кавказского корпуса.

…Еще вечером, на ужине в офицерском собрании, Алексей увидел и узнал Гришу.

— Комиссар Временного правительства Поляков, — представил ему Эверт Григория, когда Алексей подошел к столу, где по традиции сидели высшие чины.

— Мы давно знакомы, — спокойно ответил Соколов.

Какая-то сила подняла

Гришу на ноги, когда он так близко увидел Алексея. Это его и самого удивило. "Неужели я его так уважаю?" — мысленно спросил он себя.

— Садитесь, — добродушно сказал Алексей, и Гриша покорно сел. — Значит, это с вами мы завтра едем в 703-й полк? — спросил Алексей.

— Так точно, ваше превосходительство! — подобострастно склонил голову Поляков. Алексей чуть поморщился.

— Титулования отменены приказом номер один. Не следует теперь обращаться так… — сухо заметил он.

Все за столом увидели, что бойкий комиссар почему-то очень тушуется в присутствии Соколова…

Наутро выехали в открытом автомобиле прямо после завтрака, захватив исполкомовцев. Девяносто верст до Молодечно, где располагался штаб 10-й армии, проехали быстро по хорошей дороге. Дальше, в сторону деревни Готковичи, где стоял полк, вел проселок.

Гриша уселся рядом с шофером. Он не мог смотреть в глаза Соколову, мысли о страшной мести целиком занимали его. Он снова и снова планировал, как надо все сделать, чтобы не пострадать вместе с Алексеем от разъяренной солдатской толпы. Кое-что он придумал.

Наконец за одним из поворотов живописной дороги на берегу реки показалась деревня. "Готковичи…" — взглянув на карту, определил Соколов.

— Стой, кто едет! — раздались из-за кустов крики, и какие-то солдаты бросились наперерез машине. Послышался стук ружейных затворов.

"Начинается!.." — подумал Гриша, и у него заболел живот.

Машина остановилась.

— Вылезай! — грубо скомандовал добежавший первым солдат. Со всех сторон на пассажиров нацелились штыки.

— Тут двое своих! — сказал кто-то, увидев Ясайтиса и Вербо.

— Братцы! Мы из исполкому! — запричитал маленький Ясайтис. — А это господин комиссар Временного правительства… — указал он на Гришу.

— Знаем мы тут разных комиссаров! — закричал бородатый солдат, прибежавший первым. — Ездиют тут всякие… Уговаривают! Все равно не пойдем в наступление!

Гриша съежился на своем сиденье. Крупный и представительный молодой мужчина, он казался теперь маленьким и жалким.

— Перестаньте кричать, — спокойно, но требовательно сказал Соколов. Встаньте на подножку и проводите нас в полк…

Бородача, видимо, очень поразило, что генерал обратился к нему на «вы». Он замахнулся локтем на остальной караул и рявкнул:

— Иттить за нами! — Сам он встал, как было указано, и мотор покатил в деревню.

Подъехали к полковому комитету. Из крепкой избы вышли трое солдат и прапорщик. Крайне неприязненно уставились на прибывших.

— Сейчас

соберем митинг, — заявил прапорщик. Тут же из избы выскочили молодые солдаты и побежали во все концы деревни, очевидно по ротам. Толпами стали собираться нижние чины. Офицеры отказались идти и остались в штабе, стоящем на отшибе.

Тысячи четыре солдат скопились на выгоне за околицей. Гриша чувствовал себя отвратительно. Он отпросился у сопровождавшего их солдата, сделавшегося снова агрессивным, "до ветра". Бородач проводил его к кустикам. Ноги Гриши, обутые в роскошные желтые, с желтыми крагами ботинки, как у военного министра Керенского, вдруг ослабли. Он еле передвигал ими.

— В антананбиле растрясло! — посочувствовал бородач.

Надо было решать, что делать. Другого такого случья больше могло и не представиться.

Митинг уже начался. Вербо стал говорить длинную речь. В путаных и сумбурных выражениях он звал подчиниться большинству демократии, идти в наступление, хорошо относиться к господам офицерам, которые теперь сделались солдату равноправными товарищами… Его слушали молча. В толпе глухо назревал протест.

Когда соглашатель-исполкомовец кончил свою речь лозунгами в пользу войны до победного конца и полного доверия Временному правительству, на импровизированную трибуну вылез солдат 703-го полка. Вместо прений он коротко обратился к толпе с предложением: не задержать ли всех этих господ, которые прибыли требовать повиновения начальству, желающему теперь наступать.

Несколько голосов закричало в разных концах выгона: "Да! Следует!" Кто-то крикнул по адресу Вербо, что это переодетый офицер и что стоящий рядом генерал ему подсказывает, как убивать народ. Какой-то сумасшедшего вида тип, с пеной у рта, словно в припадке, закричал на Соколова, стоявшего молча подле трибуны: "Энтот енерал — помещик! Я у няго в имении рабочим был! Он нашего брату и за свиней не держит! Бей его!"

Настроение толпы резко менялось в худшую сторону. Вдруг оратор-солдат ударил своей стальной каской Вербо по голове, и тот залился кровью. Другие солдаты набросились с кулаками на Соколова и Ясайтиса.

Гриша из кустиков наблюдал за событиями, разворачивавшимися на выгоне. "Теперь или никогда!" — пришел он к решению и торопливо обратился к своему провожатому.

— Солдатик! Я за народ стою! Я тебе скажу, а ты передай своим товарищам, что генерал этот — важная персона из минской контрразведки… Он специально приехал, чтобы зачинщиков выявить и арестовать! И тебя он хотел арестовать и расстрелять! Если вы его казните — вам богом воздается! торопливо шептал он бородачу, словно кто-то их мог подслушать. Солдат от его слов все более свирепел. Дослушав, он нервным движением проверил, дослан ли патрон в патронник, подхватил винтовку наперевес и бросился к толпе, которая уже тащила связанных ремнями Соколова и двух исполкомовцев к сараю.