Честь семьи Прицци
Шрифт:
Брустел не знал этого. Он лишь надеялся на везение. На то, что судьба и дон будут милостивы к нему…
… «Локхид-электра» приземлился в аэропорту «Ла Гвардия» в полдень. Севила встречал высокий огромный парень по имени Зинго. Брустел спустился по трапу, сказав на прощание стюардессе:
— Всего доброго, Шерил.
— Всего хорошего, — улыбнулась та, провожая его взглядом.
Массивная фигура охранника маячила у входа в терминал. Севил направился прямиком к нему. Увидев Бру-стела, Зинго улыбнулся. Он обожал Севила не меньше, чем босса. Как, впрочем,
— Добрый день, мистер Брустел.
— Здравствуйте, Зинго. Как ваша жена, как малыши?
Они подошли к припаркованному неподалеку «линкольну».
— Благодарю вас, мистер Брустел. Все в порядке, слава Богу.
— Скажите, Зинго, все уже собрались?
— Да, мистер Брустел. Дон ждет вас. Совет давно в сборе.
— Угу…
Севил кивнул, забираясь на переднее сиденье. Зинго занял свое место и плавно тронул машину. Автомобиль быстро набрал скорость, миновал небольшую эстакаду у въезда в аэропорт и помчался по скоростному подъездному шоссе к «Гранд-Централ-Паркуэй»…
… Сегодня семейный совет проходил не в бруклинском доме дона, а в обширном особняке на Лонг-Айленде, принадлежавшем, разумеется, подставному лицу и используемом как раз для подобных случаев, а также как «берлога», на случай войны между кланами. Подобные прецеденты были нечасты, но Коррадо предпочитал содержать особняк в образцовом порядке.
Мало кто знал, что помимо двух обычных этажей, в нем существует еще и один подземный, оснащенный кондиционерами и полной системой жизнеобеспечения, включая запасы еды, табака и алкоголя, а также целый арсенал боеприпасов.
Здесь без проблем могла бы держать осаду небольшая армия.
Проехав по Соузерн Стейт-Паркуэй не более пяти миль за Ист-Хэмптон, вы можете обнаружить боковую дорогу, — довольно узкую, но с отличным покрытием — уходящую в сторону Сэг Харбор и растворяющуюся в живописной зеленой колоннаде вековых вязов.
На нее-то и свернул «линкольн». Примерно через милю путь ему преградил опущенный поперек дороги шлагбаум, с кирпичным строением на обочине и табличкой: «Частные владения. Въезд категорически воспрещен». Два дюжих охранника поднялись со своих стульев, посматривая через панорамное окно. Один остался внутри, а второй, держа руку в кармане объемного габардинового плаща, вышел на улицу и настороженно приблизился к машине.
Сидящий за рулем Зинго опустил стекло и коротко сообщил:
— Севил Брустел. Нас ждут.
Охранник внимательно взглянул на Брустела и только после этого кивнул.
— О’кей. Проезжайте.
Шлагбаум поднялся, и «линкольн» вновь начал свое путешествие в глубину огромного парка. Еще через три мили они остановились у высокой металлической ограды с бронированными, запертыми наглухо воротами. Зинго нажал на клаксон. Низкий гудок нарушил идиллическую тишину. Стая птиц поднялась с верхушек деревьев и закружила, дико галдя, над зеленым колышущимся океаном, выражая недовольство столь наглым вторжением в их птичью жизнь.
В непроницаемой створке открылось небольшое окошко. Севил не сумел разглядеть лицо человека, да это было и не важно. Главное, что тот разглядел их. Створки разошлись, и «линкольн» медленно покатил по теперь уже расширившейся дороге к белеющему впереди строению
Зинго остановил машину у широкой каменной лестницы, поднимавшейся к дубовым дверям.
Уже через минуту двери приоткрылись, и Севил смог войти внутрь.
Распорядитель — видимо, также выполняющий роль третьей охранной линии, — худосочный невозмутимый мужчина корректно тронул Брустела за локоть и вежливо поинтересовался:
— Прошу прощения, мистер Брустел. Я должен проверить, нет ли у вас при себе какого-либо оружия. Таковы правила.
— Да, да, конечно. Я понимаю.
Ему ничего не оставалось, как только поднять руки. Обыск прошел быстро и профессионально.
— Спасибо, мистер Брустел, — улыбнулся распорядитель. — Все в порядке. Пойдемте, я провожу вас.
Иногда Севила раздражали все эти предосторожности, но они были вполне понятны, учитывая положение и образ жизни хозяев особняка. Поэтому-то он предпочитал делать вид, что обыск его ничуть не задевает.
Следуя за туго обтянутой смокингом фигурой распорядители-телохранителя, Севил поднялся на второй этаж и по длинной веренице галерей прошел к кабинету Доминика. «Да, — подумал он на ходу, — если и случится война семей, враги просто не доберутся до босса. Они заблудятся в лабиринте и будут бродить тут до самой смерти».
Распорядитель идеально подходил к особняку и являлся полной противоположностью тем двоим «торпедам» на дороге. Подтянутый, изящный, подчеркнуто вежливый, словно сошедший со страниц романов Диккенса, он жестом, полным достоинства, приоткрыл дверь и сообщил:
— Севил Брустел…
Лишь после всех этих церемоний Севил смог войти в кабинет. Зинго был прав. Здесь, действительно, собрались все. Точнее, почти все. Отсутствовал лишь сам дон Коррадо Прицци. «Ему просто незачем приезжать сюда, — подумал Брустел. — Наверняка, он уже знает, чем кончится это собрание».
В небольшой, отделанной дубовыми панелями, комнате висели густые облака табачного дыма. Доминик, сидящий за обширным рабочим столом сняв пиджак и закатив рукава нейлоновой рубашки до локтя, повернулся к входящему и коротко поздоровался:
— A-а, Севил, здравствуй. Заходи, заходи…
Он не поднялся, как это сделал бы дон, и даже не счел нужным кивнуть. Ощущение было такое, будто Севил только что выходил в соседнюю комнату, а теперь вернулся, чтобы продолжить начатый разговор.
Брустел остановился на пороге.
— Здравствуйте.
Эдуардо, расположившийся на широком мягком диване у стены, как всегда аккуратно и со вкусом одетый, несмотря на духоту даже не расстегнул пуговицу на жилете и не ослабил галстук. Он, вообще, был известен в деловых кругах как отменный юрист и большой консерватор, что особенно отражалось в его манере выбирать костюмы. Рядом с ним устроился Энджело Портено. Севил уважал consigliori за острый ум и умение ладить с людьми. В этом Энджело преуспел, пожалуй, не меньше, чем сам Брустел. За то время, что они не виделись, Портено немного располнел. Живот под тонкой хлопчатобумажной рубашкой слегка нависал над брюками, но это не казалось странным, учитывая, что Энджело всегда любил хорошо и вкусно покушать. Сжимая в пальцах двухдолларовую сигару «Джойа де Никарагуа», он, улыбаясь, кивал Севилу.