Честь снайпера
Шрифт:
Примитивные здания не представляли никакого интереса для любого немца и уж тем более для Грёдля. Однако, он делал вид, что очарован различными достопримечательностями, на которые указывал Салид — а точнее, Салид притворялся, что в этой глуши может быть нечто, что привлекало бы внимание германского интеллектуала.
— По правде говоря, всю эту срань нужно спалить, — мягко сказал Грёдль. — Вместе со всеми людьми. Эти мрачные унтерменши и их обезьяноподобные дети недостойны того, чтобы занимать столь прекрасную и богатую природными ресурсами землю. Она наша по праву эволюции. Меньшие народы должны быть истреблены. Они — неандертальцы, их время ушло. Нужна серьёзная
Он шёл всё дальше, на ходу вещая своим гражданским, очаровывающим и информативным голосом все эти истины. Тут они достигли моста через реку, ведущего во вторую, столь же невпечатляющую часть деревни. Им пришлось разделиться и пойти по очереди, ощущая, как мост колышется под ними из стороны в сторону. На середине Грёдль остановился.
— Не так близко, Салид.
Он обернулся к сержанту Роффлеру, эсэсовскому унтеру из Двенадцатой танковой.
— Разгоните своих парней, сержант. Пусть Белая Ведьма как следует прицелится по мне. Будет нехорошо, если мы не выманим её на выстрел.
Глава 47
— Говори, пока я заряжаю.
Они сидели в стороне от тропы, ведущей по осыпному склону вверх, к пещере. Перед Суэггером лежали десять семидесятилетних магазинов к Стэнам, которые он спешно набивал патронами — по тридцать семидесятилетних 9-мм боеприпасов Его Величества в каждый. Снайперская винтовка Милли лежала рядом — равно как и десять гранат Миллса № 36, полных ТНТ.
— Откуда ты знаешь, что оно будет работать? — спросила Рейли.
— Оно должно работать. Оружие лежало в водозащищённом контейнере — да ещё и в пещере, которой полагается быть сухой. Ни ржавчины, ни коррозии ни на пушках, ни на контейнере. На патронах также коррозии нет. Всё будет в порядке.
— Суэггер, мне страшно.
— Этого следовало ожидать. Не думай об этом. Позвони кому нужно, проверь почту. Есть у тебя какие-либо соображения, дальний прицел? Поделись со мной. Ты только запугаешь сама себя, провалившись в бездумие и станешь окончательно бесполезной. Соберись с мыслями и вернёшься в здравое состояние.
Вставлять патроны в губки магазина, весьма острые, причём так, чтобы каждый ложился чётко напротив предыдущего, да ещё и преодолевая постоянно растущее вследствие наполнения патронами магазина сопротивление пружины-толкателя, было нелёгким делом. Очень скоро у Боба как следует заболели пальцы и запястья. Также в этом процессе было легко облажаться, загнав патрон задом наперёд либо под неверным углом, чего он никак не мог допустить.
— Итак, я закончил. Я дам тебе один Стэн и три магазина. Оставайся здесь, а я устрою засаду. Я буду бросать гранаты и убью их всех. Ты просто сиди здесь и стреляй во всех, кто не похож на Суэггера, ладно?
— Поняла, но я сидеть тут не буду. Я буду стрелять и сражаться и сделаю всё, что нужно.
— Рейли, это не твоя работа.
— Это суждение больше не работает. Ты сражаешься по своим причинам — потому что ты любишь Милли, ты, старый козлина. И не говори мне, что это не так. Это твой лучший бой. А я сражаюсь по своим причинам — для того, чтобы никакой мудак не пришёл бы ко мне и не сказал бы: крошка, сделай одолжение, не пиши ничего об этом. Я напишу свою историю, даже если для этого мне потребуется самой стать Людмилой Петровой. Никто не скажет мне: отойди прочь, будь хорошей девочкой. Хорошей
Глава 48
Она тщательно обустроила свою позицию — всё ради неподвижности и устойчивости, так, чтобы в момент выстрела все кости имели поддержку, упираясь друг в друга, а сама она уверенно сидела на земле, нисколько не колеблясь от дыхания. Чтобы стрелять, как машина — вам следует стать машиной.
Милли решила стрелять сидя на небольшом уклоне, который позволял ей упереться телом в ствол дерева. Винтовка лежала перед ней, и её вес покоился не на руках Милли, а на достаточно толстой ветке. Если быть более точным, то винтовка лежала не на самой ветке, а на аккуратно сложенной перчатке, которая исключала возможность сдвигания винтовки во время выжима спуска. Поддержка щеки оказалась весьма кстати — она позволяла расположить лицо настолько чётко, что глаз оказывался строго в четырёх дюймах позади и ровно напротив того, что британцы называли «телескопическим прицельным устройством № 32». Заняв позицию, Милли выровняла дыхание, приведя его в естественную норму.
Позади неё сидел Учитель — наблюдатель без бинокля, бесполезный и нужный лишь для психологической поддержки.
— Я вижу их, — сказал он. — А ты?
Конечно, она тоже их видела. Роскошная оптика была куда как лучше, чем её собственный ПУ. Для неё, глядящей сквозь оптику, герр оберштурмбанфюрер Грёдль был в трёхстах тридцати трёх ярдах. Она видела одутловатого человека, на первый взгляд — из тех мягкотелых, которым никогда не светило унаследовать землю. Его комичность усугублялась особенностью движений, формальностью одежды и несуразностью походки — он смотрелся словно опереточный герой. Похоже было, что он о чём-то увлечённо беседует с другим чудовищем — Салидом во время движения в составе фаланги эсэсовцев вдоль центральной улицы Яремче. Салид указывал на интересные виды — как будто бы в этой задрипанной дыре, где никто и никогда не продвигался в желе покрытия крыш дальше соломы, могли быть какие бы то ни было интересные виды. И, хоть лицо Салида было весьма живым, его партнёр оставался безразличным и незаинтересованным.
«Если только у него не появилось интереса к русской средневековой агрономии — это всё липа. Они просто выманивают нас», — подумала Милли.
— Они думают, что они весьма умно поступают, — подтвердил её мысли Учитель.
Людмила оторвалась от прицела, поскольку не спешила поймать судорогу вследствие преждевременного напряжения при удержании винтовки и расслабила мускулы, поскольку занимать плотную позицию было ещё рано. Чем сильнее она устанет — тем больше будет вероятность, что дрожь или внезапный рывок в мышцах испортят выстрел.
Закрыв глаза, она пыталась набраться сил. Чуть раньше, в пещере она тысячу раз спустила курок вхолостую после пристрелки, чтобы изучить малейшие нюансы спуска. Спуск мог бы быть лучше, но с таким же успехом мог быть и хуже. Лёгкое усилие в самом начале движения, пара зацепок металла о металл в механизме, но затем, перед самым выстрелом спуск приходил в чёткую яму, в которой требовалось легчайшее усилие, почти волшебное в том отзыве, что оно производило — срывающее спуск с его упора и приводящее весь механизм в движение, совершаемое за микросекунду, в которую ударник летел вперёд, сообщая бойку энергию, необходимую для воспламенения капсюля, вызывающего…