Честь
Шрифт:
– Зачем мачехе понадобилось ставить на стол пустой котел? – удивилась Джамиля.
– Не знаю, – пожала плечами Пимби. – Но она это сделала. Я видела собственными глазами. Может, котел был не пустой. Только там была не еда. Будь там еда, шел бы пар. И я почувствовала бы запах.
– Давай работать, – сказала Джамиля, потому что не знала, что еще сказать.
Через несколько часов они поменялись местами. Теперь Джамиля красила пряжу, а Пимби ткала. Это была утомительная работа. Кончики пальцев у нее горели, глаза слезились от напряжения. Даже те части тела, о существовании которых она редко вспоминала,
Пимби позволила себе внести в привычный узор маленькое изменение. Она знала, ей попадет, если кто-нибудь это заметит, а вероятность того, что это случится, была достаточно велика. Тем не менее Пимби не удержалась. В уголке ковра она выткала крошечную букву «х», букву, с которой начиналось имя ее старшей сестры. Когда ковер будет закончен, его продадут местному купцу, а тот перепродаст другому купцу, тому, что проворачивает более крупные сделки. Ковер, сотканный в маленькой деревне, окажется в Стамбуле, в магазине на Большом базаре. Какая-нибудь парочка, туристы, заехавшие в город на несколько дней, увидят его в витрине. Они купят ковер, хотя он и стоит недешево. Вместе с ними ковер отправится в Париж, Амстердам или Нью-Йорк. Вряд ли новые владельцы ковра обратят внимание на маленькую букву «х». Но она останется на ковре навсегда.
На закате семь сестер и их мачеха вернулись домой. Стоило им войти во двор, по телу Пимби пробежала нервная дрожь. Она со всех ног бросилась к дому. Ужас в ее душе смешивался с яростью, с бессильной злобой на себя, не сумевшую предотвратить беду. Она сама пока не знала какую.
Она первой увидела Хейди. Тело, обмякшее, как веревочная кукла, висело в петле, закрепленной на медном крюке в потолке. К этому крюку множество раз цепляли колыбель.
Хейди повесилась на веревке, которую мачеха подала ей в котле.
Ковбой по имени Плохой пытался улыбнуться, хотя петля на его шее затягивалась все туже.
– Дурацкая шутка, Блондинчик, – произнес он прерывающимся голосом. – Зря ты… зря ты решил так со мной пошутить.
Блондинчик скосил глаз и ответил:
– Это не шутка. Это веревка, Туко.
Пимби прикусила губу почти до крови. Она чувствовала, что больше не может на это смотреть.
– Я пойду, – сказала она, вставая.
– Но почему, любимая? – удивился Элайас. – Куда ты так спешишь?
– Никуда. Но я… Я лучше пойду.
– Из-за фильма? Он тебе не понравился?
– Нет… Да… Прости, пожалуйста.
– Можно я пойду с тобой?
– Прошу тебя, не надо.
Пимби двинулась к выходу, оставив Элайаса в полной растерянности. Когда она поравнялась с последним рядом, человек, сидевший там в одиночестве, принялся потирать виски, стараясь закрыть руками лицо.
Фильм закончился, в зале зажгли свет, немногочисленные зрители и вместе с ними Элайас, поднялись со своих мест. Он не знал, что и думать о внезапном исчезновении Пимби. С тяжелым сердцем он вышел в фойе. Кто-то коснулся его плеча.
– Извините, у вас не найдется прикурить?
Молодой парень, точнее, подросток. Такому еще рано курить. Впрочем, Элайаса это не касается. Если он сейчас начнет читать нотации, мальчишка пошлет его к черту.
– Простите, не курю, – бросил Элайас.
– Вот как?
Во взгляде и в тоне мальчишки чувствовалось нечто угрожающее. Элайас невольно
– Ну, желаю приятного вечера.
– Спасибо. И вам того же.
Провожаемый взглядом мальчишки, Элайас вышел через двойную дверь, коснувшись своим пальто серых шерстинок, которые час назад оставила здесь Пимби.
Песчаник
Абу-Даби, ноябрь 1978 года
Всего через неделю после драки у дверей стриптиз-клуба Роксана бросила Эдима ради другого мужчины – австралийского бизнесмена, имевшего деловые интересы в Персидском заливе.
Потеряв ее, Эдим впал в ступор. Пелена безразличия накрыла его с головой, отделив от остального мира, как ночная тьма накрывает долину привидений. Вялый и апатичный, он словно не замечал ничего вокруг. Порой он переставал понимать, кто он такой и что с ним происходит. В этом мире невозможно отличить мираж от реальности – к этой мысли он возвращался все чаще. Его собственная жизнь – запутанный зеркальный лабиринт. В каждом зеркале возникает разное отражение, и он сам не в состоянии определить, какое из них – настоящий Эдим. Домой он возвращаться не стал. В квартире, где они жили с Роксаной, он тоже не мог оставаться, тем более что квартира была снята на ее имя. Пойти к Тарику означало обречь себя на выслушивание бесконечных проповедей и нотаций. Поэтому Эдим нашел приют у своего друга Билала. Тот отнесся к его горестям без всякого сочувствия, но все же не прогнал прочь.
Дни тянулись томительно медленно. Внутри Эдим постоянно ощущал тяжесть, словно он проглотил кусок железа, который теперь давил ему на сердце и желудок. Аппетита не было, он почти не ел, зато выкуривал по четыре пачки сигарет в день. Астма, мучившая его в детстве, проявилась вновь. Когда всем вокруг стало ясно, что так он долго не протянет, Билал попытался уговорить его вернуться к семье.
– Не могу, – вздохнул в ответ Эдим. – Если я даже вернусь к ним, на следующий день снова уйду.
– Но почему ты скрываешься от собственных детей?
Эдим никогда не задавал ни себе, ни другим вопросы, которые начинались со слова «почему». Вопросы, которые начинались со слова «как» (как наполнять коробки печеньем? как управлять станком?) или со слова «что» (что делать за рулеточным столом? на что ставить?), представлялись ему более простыми и понятными. Но все «почему» относились к области абстракций и неизменно ставили его в тупик.
Вой полицейской сирены заставил обоих вздрогнуть и на несколько секунд отвлек от беседы. Когда Эдим наконец заговорил, голос его звучал грустно:
– Знаешь, я много думал о своем положении. Китайцы подцепили меня на крючок, и с этого крючка мне не сорваться. И долг мой со временем меньше не становится. Если я не выберусь из этого города, мне крышка.
– И куда же ты поедешь? – спросил озадаченный Билал.
– Подумываю об Абу-Даби. – Именно в этот город со своим новым возлюбленным отправилась Роксана, но об этом обстоятельстве Эдим не счел нужным упоминать. – Я слышал, там вовсю идет строительство. Офисные центры, жилые кварталы, супермаркеты. Нужны рабочие руки. Много рабочих рук. И не на год или два, а на длительное время.