Честный проигрыш
Шрифт:
И тут Саймона вдруг осенило, что могут означать слова Джулиуса. Пятница — это уже недалеко от дня рождения Акселя. Вечером Аксель идет на «Фиделио». Джулиус хочет посоветоваться с Саймоном о подарке. Так. Иначе и быть не может. И в этом случае, разумеется, нужно молчать. Саймона лихорадило от возбуждения и беспокойства.
Остановившись возле Акселя, он посмотрел на сидящего в кресле друга. Каминная лампа бросала ему на лицо рассеянный яркий свет, и оно выглядело суровым, усталым и грустным За спиной Акселя на стене висела фотография бога-хранителя их любви — высокого, стройного
— Если забыть о финале, вечер, пожалуй, прошел неплохо, — сказал Аксель. — Как видишь, Джулиус тебя не съел. А ты так нервничал перед его приходом.
— Если уж говорить начистоту, я нервничал несколько дней.
— Почему же ты ничего не сказал, глупышка?
— Конечно, надо было. Но сама мвхслв о Джулиусе как-то пугала. Теперь я его увидел, и это прошло. Он само обаяние. И это легкое заикание тоже прелестно, правда?
— Да. Знаешь, я тоже слегка волновался.
— Так почему же тел ничего не сказал?
— Берег чувство собственного достоинства.
— А у меня разве нет собственного достоинства?
— Ни крошки. Иди сюда. Становись на колени. Нет, я не собираюсь тебя бить, хоть ты и ослушался моего знака. Просто хочу обнять твою голову. Ба! Да ведь ты убрал этот искусственный тростник!
— Ты ведь сказал, что он тебе не нравится.
— Не надо так поддаваться моим словам, милый. И я могу ошибаться.
7
— Морган, тебя не узнать.
— И мне гораздо лучше, Руперт. Чувствую себя отдохнувшей. Вы с Хильдой — мои ангелы-хранители.
Морган и Руперт сидели в его кабинете. Вечернее солнце пронизывало комнату сияющим трепетным светом. Запах табака смешивался с запахом роз. Руперт сидел за письменным столом, Морган — в кресле, положив вытянутые ноги на стул, с удовольствием перекатывая темный мальчишеский затылок по гладкому кретону обивки и чуть покачивая в руке ограненный стакан, на дне которого плескалось немного виски. Она и в самом деле выглядела гораздо здоровее и, с точки зрения Руперта, была очень красива: шелковое полосатое бело-голубое мини-платье с рубашечным воротом и мелкими голубыми цветочками на белых полосках, купленное сегодня на распродаже у «Маршалла и Снелгроува», шло ей необычайно. Худощавое загорелое лицо, темные розы румянца на щеках. И, как отметил Руперт, никакой косметики.
— Руперт, эта обивка кресел новая? Я ее что-то не помню.
— Да, только что перетянули.
— Она так приятно пахнет новым обивочным материалом. М-м-м… Обожаю запахи. Как ты сказал, где Хильда сегодня вечером?
— На заседании Общества по сохранению Челси.
— У Хильды столько энергии. Мне-то дай бог сохранить себя. Какое уж тут сохранение Челси! Саймон приходил плавать?
— Да. У них с Хильдой было еще одно совещание по вопросу новой отделки ванной. Он страшно огорчился, не застав тебя. Почему-то все время не застает.
— Ничего, я еще пообщаюсь с Саймоном. Пока ко мне только-только еще возвращается человеческий облик.
— Еще виски?
— Да,
— Ты снова и снова задаешь этот вопрос применительно к самым разным вещам. Лучше, наверное, самой следить за результатами. Но признаюсь, мне тоже нужна подпитка.
— Моя жизнь в обломках!
— Не глупи, Морган. Разум и сердце помогут тебе все наладить.
— В разуме хаос, а сердце мертво.
— Это неправда. Говорить так — предательство.
— Кого я предаю? Что? Бога ведь нет.
— Ты хорошо понимаешь, что я имею в виду.
— Странно, но вроде действительно понимаю. Как продвигается книга, Руперт? Можно прочесть какой-нибудь кусок? Ты объясняешь в ней, что такое предательство?
— Стараюсь объяснить. Прочтешь, когда я закончу.
— Твоя рукопись — в той толстой пачке желтых тетрадей? — Да.
— А все мои рукописи там, у Таллиса. То есть надеюсь, что они там. Трудно представить себе, чтобы он изорвал их в припадке ярости. Там все мои наброски по теории лингвистики. Жалко, что Хильда их не забрала.
— Таллис не согласился отдать.
— Да. И это чертовски обидно.
— Морган, как все же ты думаешь поступить с Таллисом?
— Я знала, что ты спросишь. Когда ты позвал меня в кабинет, я сразу же поняла, что ты все выяснишь и все расставишь по местам.
— Не смеши меня, Морган!
— А что? Ведь в каком-то смысле только ты в состоянии мне помочь. С Хильдой мы слишком близки. Других я, строго говоря, не уважаю.
— Я очень хотел бы помочь тебе, Морган. Но есть вещи, с которыми ты должна разобраться самостоятельно.
— Налей себе еще, Руперт. Я ненавижу пить в одиночку. Это усугубляет ощущение своей греховности.
Руперт налил себе немного хереса. От более крепкого он старался воздерживаться допоздна, хотя удавалось это, увы, не часто. Невольный вздох вырвался у него из груди. День на службе был длинный и трудный, особенно измотало совещание по вопросам компьютерного прогнозирования. Он чувствовал себя разбитым, но и довольным, готовым направить все силы усталого организма на сопереживание свояченице. Ради нее ему хотелось бы проявлять и мудрость, и проницательность, но мыслить ясно и четко он в данный момент был просто не в состоянии.
— Тебе нркно увидеться с Таллисом, — сказал Руперт.
— Да. Но мне страшно даже подумать об этом. Слава богу, он пока не догадывается, что я здесь.
Руперт нахмурился. И Аксель, и Саймон рассказали ему, как Таллис нелепо столкнулся с Джулиусом и узнал о приезде Морган. Он передал это Хильде, но та убедила его молчать. Она не хотела подвергать Морган отрицательным эмоциям. И ей почему-то казалось, что той будет невыносимо узнать о встрече Таллиса с Джулиусом. «Давай будем пока щадить ее», — упрашивала Хильда мужа. Руперт не одобрял обмана, не понимал и не мог увидеть, что именно творилось в душе Морган, но в конце концов согласился. На месте Морган он, безусловно, не мог бы отсиживаться в чужом доме, пока человек, страдающий по его милости, по-прежнему остается в неведении и ожидании. Оттягивать встречу для Руперта было бы мукой.