ЧЁТ И НЕЧЕТ (полный текст)
Шрифт:
– Это ты верно.
– А у меня все мои спортивные успехи - как скорлупа. Удобная, современная, блестящая. А что под ней? Пусто. Чем я могу быть интересна, нужна другим людям, если нет катка и негде показать, как я умею кружиться волчком, нет бассейна, чтобы блеснуть стилем?
– Крепко ты себя разделала. Если по-твоему продолжать - тревога-то твоя изнутри? Или забота о внешнем: как перед другими показаться?
Отец резко рванул удочку. Запоздал: сазанчик пролетел над водой и плюхнулся у самого берега:
– Ушел!
Отцовские пальцы нашли банку с кукурузой, ухватили
– Я вот о чем хотел тебя предупредить, - сказал отец, закидывая удочку.
– Чупчи - поселок маленький. В интернат при школе приезжают дети чабанов. Они ничего не видели, не знают, кроме своей степи. Я не хотел бы, чтобы моя дочь считала себя лучше и умнее других только потому, что другие прожили всю жизнь в степи, а она объехала всю страну, летала на самолете, плавала на океанском теплоходе…
– …отдыхала в Крыму и на Кавказе, ела трепанги в ресторане «Пекин»… Ты боишься, как бы я опять чего-нибудь не выкинула? Как тогда с тундрой? Я уже не маленькая.
– Ладно. Будем считать - договорились.
– И давай, пап, теперь о другом. Тебе совсем никогда не хочется побывать в Брянске?
– У меня ведь там никого не осталось. Ты же знаешь.
– Но ведь Брянск твоя родина, а значит, и наша. Давай съездим в Брянск. На тот год дадут тебе отпуск - и поедем.
– А что?..
– медленно говорит отец.
– Возьмем и съездим. Но твердо не обещаю. Этим летом собирались на Карпаты, а видишь как получилось…
– Да, - соглашается Маша.
– Неважно получилось…
Плеск воды в ведерке, шлепки изнутри по жестяным бокам. А у Маши - ничего, пусто.
Но, наверное, не она одна на свете такая невезучая. Вот, например, Коротун. Ему, наверное, никогда не везет на рыбалке, и он даже не берется теперь за удочку. Очень просто обманывает свое невезенье. Колет саксаул, разжигает костер. Невезенье ходит вокруг - не знает, как подступиться к такому предусмотрительному, занятому человеку.
– О чем задумалась?
– мягко спрашивает отец.
– Я думаю, почему Коротун старше тебя, уже лысый и старый, а только майор?
– Этого мы с тобой обсуждать не будем. И вообще мы, кажется, говорили совсем о другом. Мысли твои как-то странно скачут. Не вижу логики в вопросах.
– О Коротуне? Я потому спросила, что мы бездельничаем, рыбу ловим, а он работает на нас на всех.
– Машка ты, Машка… - Отец покрутил головой.
– Если хочешь знать, наш майор у костра, у котла и царь и бог. Он как-то рассказывал - рос в семье одиннадцатым. А теперь у него у самого он да Мария Семеновна. Впрочем, ты этого еще понять не можешь. Ты еще очень многого в жизни не понимаешь. Мы, когда росли, знали меньше вашего, а понимали больше.
Он еще что-то говорил, но Маша как оглохла. Кто-то там, в мутной воде, прицелился стянуть кукурузину. Кто-то хитрый и опасливый. Потянет - отпустит. Тронет - поведет вбок. У Маши душа взлетела над водой, опустилась на поплавок: не упустить! Не прозевать! Не спугнуть! Маша замерла, закостенела, онемела… И - дернула удилище.
Сорвалось?
Что-то тяжелое и живое натянуло
– Отлично!
– крикнул отец.
– Чуть-чуть поторопилась!
– С моим уже девять! Пап, уже девять с моим!
– По казахскому счету - полное число. Мне Мусеке объяснял. Девять - полнота возмездия или дара. И сорок один у казахов особое число. Когда на кумалаках гадают, берут сорок один кумалак.
– А это что - кумалак?
– Маша спросила без особого интереса, занялась насадкой кукурузины.
– Шарик, что ли, по-ихнему. Или катышек. Гадальщики были раньше - кумалакчи. Разбрасывали сорок один кумалак в три ряда. Какое, значит выпадет сочетание чисел. Чет-нечет. Между прочим, отчего-то нечетные цифры считаются счастливыми. В русской деревне хозяйка подкладывает курице нечетное число яиц.
– Он тебе гадал?
– Нет!
– отец засмеялся.
– Я не просил. Да Мусеке, наверное, и не умеет гадать. Зачем ему?
– Он нашарил подле себя камешки, отсчитал пяток покруглее. Знаешь, когда я еще в школу не ходил, мы во дворе в камешки играли. На ступеньках. У нас ступеньки были широкие, деревянные. Старинный барский дом. Играли мы, значит, в пять камешков. Подбросить - поймать. Сначала один, потом два. Или наоборот - сначала пять. Маша, а я ведь забыл, оказывается, правила. Простые были, а позабылись.
– Он подбросил на ладони камешек покрупнее, и пальцы шустро сгребли с земли остальные. Отец засмеялся, очень довольный: - Голова забыла - рука вспомнила! Вспомнила! Руки у человека памятливые.
– Отец подкидывал и ловил камешки, но вдруг отшвырнул: - Оп!
– вытянул из воды сазанчика. Значит, разговаривал, камешки бросал, но был начеку - не прозевал поклевку.
Отец забросил удочку и сел, по-степному подвернув ногу.
– Человек сам, только сам может по-настоящему себе помочь, построить свою жизнь. День за днем.
– По плану?
– Ты думаешь: жизнь меняется и планы меняются? А я верю в главный, который составляешь в юности.
– С юных лет и навсегда? Без перемен?
– Мне один полярный летчик рассказывал. Да ты его знаешь: Воскобойников.
– Который тебя и капитана Коваленко со льдины снял?
– Да, Ваня Воскобойников. Так вот он рассказывал: когда готовят дальний арктический перелет, составляют подробный план, а в полете иной раз приходят новые решения, вроде более целесообразные. Как по-твоему: надо отойти от плана, действовать согласно соображениям, пришедшим в полете?
– Конечно.
– Ошибаешься. Воскобойников объяснил: новая идея может быть самообманом, попыткой облегчить задачу. Она может погубить заранее обдуманное дело. Нет, Маша, надо в таких случаях действовать по плану, сто раз выверенному в спокойной обстановке.
– Но если авария?
– Обычно рассчитывают наперед и возможность аварии. Или уж действуют по ситуации, не забывая о главной задаче. Она - прежде всего. Так и в жизни человеческой.
– Пап, а какой план ты посоветуешь мне?