Четкие линии
Шрифт:
Учительская являлась нейтральной зоной, здесь они переставали быть деканами факультетов и становились просто преподавателями. Могли поспорить, поругаться, помириться, но им не было нужды держать себя в рамках, все же взрослые люди, объединенные одними заботами, одной целью.
— Альбус меня сильно волнует в последнее время, — Флитвик выглядел задумчивым. — Даже на совещаниях выглядит так, будто его мысли далеки от забот Хогвартса. Да и этот его интерес к мистеру Поттеру….
— Какой может быть интерес к Поттеру? — взвился зельевар. — Обыкновенный мальчишка, кичащийся своей славой. Целыми днями
— Ты предвзято судишь о мальчике, Северус, — вмешалась профессор Стебль. — Да, он не блещет знаниями по твоему предмету. Возможно, немного замкнутый, скрытный, но это нормально для подростка, поверь моему опыту. К тому же, по большинству предметов у него стабильно высокие баллы. И даже ты не можешь поставить ему ниже "Выше ожидаемого".
Северус хотел плеваться ядом, но опять же не мог не согласиться. Чертов Поттер умел писать эссе на уровне университетов, подбирал информацию тщательно, конспектировал точно, всегда был готов к проверкам и контрольным. И в то же время отсутствовал на занятиях, витая где-то в заоблачных далях.
— С чего вы взяли, что директор интересуется Поттером? — спросил он коллег.
Они знали Альбуса дольше и лучше, в какой-то мере могли его просчитать.
— Он всегда интересовался Гарри, не зря же позаботился о нем после смерти Джеймса и Лили, — Макгонагалл провела кончиками пальцев по тонким губам, подбирая слова. Вот ведь кошка! — И сейчас его безумно расстраивает, что Гарри не похож ни на одного из своих родителей.
— Слышал, он пытался навязать ему в спутницы Джинни Уизли, — Люпин не одобрял решение директора. — Ничего не имею против самой девушки, но Гарри она не интересна.
— Альбус к чему-то готовится, он знает больше нас. И умеет видеть то, чего не замечают остальные. Меня это беспокоит, — признался Флитвик.
Снейп незаметно погладил левое предплечье.
Он тоже умел замечать незримые для других знаки.
Как перестать беспокоиться и начать жить? Да никак! Это в человеческой природе — постоянно волноваться, кружиться, как белка в мясорубке. Спокойствие воспринимается некоторыми индивидуумами, как нечто аномальное.
Но я-то не из таких. Я всего лишь хочу, чтобы от меня отцепились и дали время на свободное рисование манги, на продумывание сюжета. Да я даже на учебу согласен, чего уж там!
Мысленные вопли о справедливости не были услышаны, так как третий этап Турнира надвигался со скоростью потерявшего тормоза локомотива. И единственное, что мне оставалось, так это разыскивать в библиотеке и в Выручай-комнате все новые и новые способы спасти свою тушку от участи донора для помеси шишколобого чихуа-хуа с Нагайной. Абсолютно нет желания просыпаться дальнейшие годы от кошмаров. Это если учитывать, что мы в данный момент не связаны. Вроде бы парселтанг говорит об обратном, однако… никаких болей, никаких вспышек в шраме. Ничего, что говорило бы о приближении или возрождении Того-Кто-Не-Мог-Придумать-Себе-Имя-Которое-Можно-Без-Проблем-Выговорить.
Надо сказать, Комната обо мне беспокоилась, словно чувствовала сжирающее меня внутреннее нервное пламя. И старалась приободрить, своими силами. То на
Бегмен, показывая зародыш лабиринта, объяснил, что порт-ключи и порталы оттуда провесить нельзя, если только чемпионы не являются очень сильными магами-трансфигураторами, в чем никто из нас замечен не был. Это он так пошутил. А у меня сердце упало, ибо порт-ключ оставался моей основной надеждой.
Зато становится понятно, как смогли в каноне построить портал — никто просто не рассчитывал на мощь взрослого волшебника и на то, что ловушкой окажется главный приз. Или директор предпочел не увидеть?
Так, надо сделать еще глоток кофе. Не до чего хорошего я такими темпами просто не додумаюсь, только подогрею паранойю.
Директор не светоч, но зачем ему меня подставлять? Какая выгода от путешествия на кладбище и участия в проклятом ритуале?
— У тебя такими темпами скоро разум вскипит. Успокойся, ничего страшного пока еще не произошло, — Слизерин как всегда воплощение благоразумия.
А вот Кандида, наоборот, нервничает, хотя и старается этого не показывать.
В принципе, кто у нас сейчас в Комнате не нервничает? Даже Рита прекратила пытаться разбить свою маленькую жучиную голову о стекло банки, замерла, притихла. Не видно, не слышно, разве не прелесть?
— Гарри, ты уверен? — в очередной раз спросила Кандида.
Да, понимаю, опасно, но другого выхода у меня не имеется.
Кисти, перья и ручки заброшены, пальцы не хотят держать карандаш. Я запорол несколько раскадровок, пока не осознал, что ничего путного в голову не придет, пока все это не закончится, и тысяча галеонов не обретет своего владельца.
Да простят меня читатели, но ничего не идет в голову, ни одного мало-мальски простенького сюжета. Глаза подмечают, уши слушают, но голова забита совсем иным.
На соседнем столе побулькивает на медленном огне темно-синее, как самый лучший, насыщенный бархат, зелье. Густое, оно пахло чернилами и специями, из-за него зелье трудно спрятать, трудно подлить скрытно, разве что использовать чесночный соус в качестве прикрытия, как делают с цианистым калием. Как говорится, у цианистого калия приятный запах миндаля. На вкус еще тоже никто не жаловался.
Вот и мне предстоит выпить зелье и не пожаловаться на вкус. Медленнодействующий яд по лично доработанному рецепту Салазара Слизерина. Портрет разве что не прожевал и в рот не положил мне рецептуру. Страшно вспомнить, как он ругался, когда я запорол семнадцатую основу. Однако на двадцать третьей попытке результат получился идеальным, а я признал, что зельеварение не для меня. То, что для Салазара казалось естественным, как дыхание, мне приходилось объяснять чуть ли не на пальцах.
— Если ты не успеешь принять противоядие, ты умрешь, — Кандида побарабанила пальцами, прикусила губу. Большего от леди Когтевран я не мог ожидать, в груди разгорелась сверхновая из благодарности и острого чувства стыда от того, что заставляю своих друзей беспокоиться.