Четвертая власть

Андрианов Александр Борисович

— Гена, мне не интересен этот жанр и твои бестолковые политики тоже. Они все искусственные, ты ведь лучше меня это знаешь.

— Не совсем тебя понимаю.

— Да все ты понимаешь, — вновь завелся Дмитриев. — Образы им создают имиджмейкеры, тексты пишут спичрайтеры, на ТВ проталкивают пиарщики — только плати. Они даже тексты готовые, дай Бог, по слогам читают. Их и говорить учат, как в школах для умственно отсталых.

— Слушай, а бизнесмены твои чем лучше? Они что ли натуральнее и честнее? Они что ли разговаривать умеют? Одна распальцовка —

вот и весь разговор. Насуют по карманам десять мобильников и ходят важные, как индюки. Только перед властью и распинаются. Вот, посмотрите, какой я молодец, привез на родину выкупленные на нетрудовые доходы древние иконостасы! Я и еще могу что–нибудь выкупить, только не трогайте меня, пожалуйста, господин президент. Лишь бы лизнуть у кого! Тьфу!

— Да понимал бы что! Это все политика людей до белого каления довела. В нашей стране богатым быть не престижно, а опасно!

— Ой, ладно, а! Проворовались в хлам, а теперь трясутся за свое добро. И телевидение на корню скупили, и газеты. А как иначе? Надо же поподробнее расписать, какие они беленькие и пушистенькие, а то еще не дойдет информация до президента и других важных чиновников — и все. Пиши пропало! Отнимут с трудом наворованное да в кутузку посадят!

— Вот–вот. У вашей политической братии только один разговор — посадить.

— А чего с этими ворами еще делать?

Дмитриев хотел что–то ответить, но в этот момент в комнату вошел Соловьев. Он смерил двух спорящих задумчивым взглядом и произнес:

— Вот послушал я ваши крики и скажу, что оба вы не правы. На самом деле бизнесмены от чиновников ничем не отличаются. Просто одни за счет мозгов воруют, а другие за счет силы. А телевидение между этими лагерями, как маятник болтается. Политиканы угрожают лицензию отобрать, а олигархи деньгами уважить пытаются, вот и работай в такой ситуации! И деньги нужны, и работу терять не хочется.

— Вот именно, — ответил Алексей. — А некоторые в такой ситуации еще о свободе слова рассуждают!

— Какая там свобода, — сказал Михалыч, махнув рукой. — Ладно, хватит спорить — работать надо…

Не успел Алексей отойти от неприятного разговора, как на его столе раздался телефонный звонок.

— Леша, привет, это Володя.

— А, стажер… Ну, здорова!

— Ты знаешь, я подумал, в общем, извини меня…

— За что?

— За то, что вел себя, как дурак. Я был не прав, и, если ты не против, я бы очень хотел продолжить работу…

— Нет проблем. Но ты уверен, что по–прежнему хочешь этого? Я ведь тебе говорил, журналистика — совсем не такая приятная штука, как это принято считать. Бывают съемки и похуже, чем та авария.

— Я все понимаю, Алексей. Я много об этом думал и твердо решил попробовать еще раз.

— Что ж, тогда приезжай.

— Спасибо огромное! А когда?

— Да прямо сейчас!

Володька появился минут через сорок. Он весь светился от радости и еще долго благодарил Алексея за то, что тот решил дать ему второй шанс.

— Ладно, в лести потом будешь упражняться, —

остановил его Дмитриев. — А сейчас пойдем немного поработаем. Объясню тебе, как правильно делать сюжеты.

Пройдя по коридору и оказавшись в комнате, Алексей включил свет и уселся в кресло.

— Доставай ручку с тетрадкой и записывай, — сказал он. — Итак. Предложения в сюжете должны быть короткими и емкими, без всяких причастных оборотов. Если, читая газету, человек может вернуться к началу фразы, то в отношении телевидения это, сам понимаешь, сделать нельзя. Усек?

— Да.

— Постоянно работай с оператором. Он твоя правая рука. Только ты знаешь, на чем акцентируется твой сюжет, а значит, только ты можешь подобрать к нему правильную картинку. Понял?

— Понял.

— Прекрасно…

Алексей еще долго объяснял Володьке основы журналисткой работы. Говорил, как важно уметь красиво говорить и выдерживать интонацию, как найти изюминку и преподать ее с правильной стороны, как с помощью неожиданного вопроса в интервью можно разговорить человека и получить интересные ответы, а не заученную наизусть банальщину….

— Журналистика, брат, очень коварная штука! — сказал в заключении Алексей. — Без хитрости и смекалки здесь никак не обойтись! Дома внимательно все изучи. Если не передумаешь быть корреспондентом, скоро сам поедешь снимать сюжет!

— Серьезно?

— Конечно. Но это так, для нас с тобой. Естественно, в эфир его не дадут.

— А… — разочарованно ответил Володька.

— А ты что хотел? Думаешь, так сразу все будет? Нет уж. Для этого ты должен еще очень многому научиться.

— Я попробую…

— Ну вот и прекрасно! Кстати, у нас совещание будет через пятнадцать минут. Если хочешь, можешь туда пойти.

— А что там будет?

— Для начала молодых корреспондентов попесочат слегка, а затем и до старой гвардии дело дойдет. Тебе не помешает послушать. Соловьев часто очень дельные вещи говорит.

— А меня пустят?

— Со мной пустят.

— Здорово! Я бы очень хотел сходить.

— Ну тогда давай за мной, стажер!

На совещание пришел Соловьев, практически все корреспонденты и ведущие новостей. Володька был там единственным стажером и немного смущался. Расположившись в просторном помещении за круглым столом, собравшиеся стали ждать, пока шеф отдела новостей возьмет первое слово, и минут через пять, разложив перед собой листы бумаги, Михалыч приступил к докладу.

— Ну что, коллеги, — начал он. — Прежде всего о неприятном. Вчера без объяснения причин не явился на работу Фирсанов. Да и сегодня, как я погляжу, вид у него немного потрепанный. Верно, Вася?

— Извини, Михалыч. Как–то спонтанно все получилось. Понимаешь…

— И слушать ничего не хочу! — закричал Соловьев. — Это уже далеко не первая твоя пьянка! До каких пор ты будешь срывать мне эфиры!

— Этого больше не повторится. Я обещаю.

— Ладно, но чтоб последний раз. Так, далее у нас Елена Бородина.