Четвёртое крыло для бабочки
Шрифт:
Холодный пот, стекая по шее вниз, за ворот ночнушки, заставил содрогнуться, и девушка неуверенно посмотрела на доктора:
– Простите, но я не понимаю. Что произошло? Где я?
Врач снова покачал головой, провожая взглядом выскользнувшую за дверь медсестру, и присел на койку.
– Что со мной? – Майя почувствовала знакомый приступ тошноты и поморщилась. Желудок скрутило болью, и она, не выдержав, резко склонилась над заботливо поданным судном.
Мужчина протянул салфетки и, дождавшись, пока Майя вытрет лицо трясущимися руками, указал
Со стороны окна донёсся торопливый мужской шёпот:
– Гляди-ка, она же на нашем говорит! Слышала?
Ему вторил женский:
– Успокойся. Конечно слышала.
– Да ты посмотри! Она ни черта не понимает из его речи!
– Что ты орёшь, я же не глухая!
Дёрнувшись, Майя повернула голову на звук, пытаясь разглядеть собеседников. Но никого не увидела. Никого, кто мог бы говорить.
Врач проследил за её взглядом и чуть улыбнулся, а затем поднялся и вышел из палаты, жестами показав, что вернётся через десять минут.
– Ты глянь! Не, ну ты только глянь, у неё глаза как у совы! Да-да, чудо-доктор подумал, что ты очень рада нас видеть.
– Прекрати паясничать, ты напугаешь девушку.
– Так она уже напугана. Эй, любезная, ау! Посмотри сюда, левее. Левее. Вот чего ты крутишься, на окно посмотри!
– Какой же ты хам, Тюльпи, это какой-то ужас! Лучше бы подсказал ей, что говорил врач, – с укором произнесла обладательница мягкого женского голоса.
– Это я могу. Короче, бородач в халате сообщил, что ты что-то приняла и от этого откинулась ненадолго, а твой мозг чуток поломался. Видимо, поэтому ты ничего не понимаешь. Ну, по-ихнему, – уточнил мужчина. – А те трупики дерева на тумбе – детальное описание проблемы и схема морского узла для удавки.
– Боже мой, Тюльпи, ну не так он сказал! – в сердцах воскликнула женщина. – И почему я решила, что ты объяснишь лучше… Милая, доктор полагает, что произошло отравление молочаем – его следы обнаружены в твоём желудке. Как и в бутерброде, который ты ела. Посетители – они, кстати, нас и принесли – сказали, что маленькие сорванцы, дедушка которых говорил с тобой до случившегося, очень раскаивались. Мальчишки подложили в бутерброд листья молочая. Им, видите ли, показалось это необычайно смешным.
– Ух, засранцы, – рыкнул невидимый Тюльпи.
– К сожалению, у тебя произошла остановка сердца, и часть мозга перестала функционировать, – продолжила женщина, не реагируя на слова своего собеседника. – Та часть, которая отвечает за распознавание человеческой речи.
Майя растерянно оглядела палату, теребя подол больничной ночнушки.
– Если я не понимаю речь… то почему я слышу вас?
– Да хрен его знает. Магия.
– Тюльпи!
Свесив ноги с кровати, Майя нащупала тапки, и, резко встав, вновь почувствовала подкатывающую тошноту, от которой неприятно горчило во рту, а колени дрожали. С огромным трудом ей в самый последний момент удалось ухватиться за спинку койки.
– Кто вы? Почему я вас не вижу?
– Во ты
Посмотрев на окно, Майя попыталась зацепиться взглядом хоть за что-нибудь, способное издавать звуки. Подоконник, выкрашенный белой краской, уже облупился, деревянная рама растрескалась от старости. А возвышающаяся на подоконнике стеклянная ваза с небольшим букетом цветов, несомненно, присланным коллегами, выглядела несуразно на фоне больничного интерьера.
Медленно подойдя, Майя подёргала ручку окна. Заперто. Сквозь мутное стекло, покрытое вязью ледяного узора, проглядывалась зимняя улица города, по которой спешили редкие прохожие. Судя по всему, этаж был не ниже седьмого. Может, девятый. Но в любом случае, никто не смог бы подшучивать, прячась снаружи. Убеждая себя, что галлюцинации – частое явление при отравлении, девушка рывком открыла окно и выглянула. Никого.
– Э-э, закрой, закрой, тлю тебе в листья! Холодно же! Не, ну ты глянь на неё!
– Милая, Тюльпи прав, прикрой окошко. Сильный сквозняк.
– Да кто вы такие?! – не выдержав, Майя закричала, с грохотом захлопывая створку, и в ужасе схватилась за голову. На глаза навернулись слёзы, такие горячие, что, казалось, могут обжечь кожу. Она осознавала, что сходит с ума, и никак не могла повлиять на это.
– Ох ты ж осина какая… Внимание! Голова вниз! Ниже, на вазу смотри! Наконец. Снимаю шляпу – сообразительней тебя мир ещё не видывал. Ты же на нас смотришь, балда. Я – Тюльпи. Вот этот, с краю. Самый красивый, – хихикнул мужчина. – А эта толстушка – Горт. По крайней мере, сейчас нас так зовут. А остальные – мои братья, но они спят пока. Кроме центрального. Он, бедолага, всё. До воды не доставал, удобрений его праху.
Майя невидяще уставилась на вазу. Звук доносился от неё, а точнее, от букета, состоящего из крупной белой гортензии и десятке нежно-розовых пионовидных тюльпанов.
От крайнего, самого высокого тюльпана, раздался уже знакомый голос:
– Дошло. Только не падай. Эй!
Девушка могла бы поклясться, что некто, называющий себя «Тюльпи», заволновался, но её нервная система, и так расшатанная случившимся, не выдержала. Мир качнулся, словно его толкнул какой-нибудь расшалившийся мальчишка, как один из внуков Николая Степановича, а затем и вовсе закружился юлой.
– Вот это поворот! Больно, наверное, головой об батарею… Хорошо, что пол не проломила.
– Тюльпи, когда же ты уже отцветёшь! – протяжно вздохнула Горт.
На окно села маленькая нахохлившаяся синичка. Тихонько постучав по стеклу, она чирикнула раз-другой, потопталась на карнизе, зябко поджимая лапки и, расправив крылья, взлетела.
Майя зажмурилась, в тайне надеясь, что как только снова откроет глаза, то обнаружит себя дома, в кровати. И всё произошедшее окажется лишь кошмаром, возникшим на фоне пережитого стресса на работе.