Четвёртое крыло для бабочки
Шрифт:
– А молочай не сказал, что именно им я отравилась?
Секундная заминка в холодильнике сменилась многоголосым криком, и девушке пришлось зажать уши.
– Тише, тише! Вы что, с ума посходили?
Первой откликнулась эустома, мелко дрожа в целлофановой упаковке:
– Как ти понимашь ретчь, дитья?
– Что? – Майя неосознанно дёрнулась в её сторону, пытаясь разобрать слова. – Не понимаю.
– Она из Нидерландов, – шёпотом подсказал стоящий слева антирринум.
Зашелестев упаковкой, тёмно-коричневый леукадендрон недоверчиво
– А чего это ты нас слышишь?
– Матерь-Природа предположила, что это дар, – стараясь выглядеть уверенно, пояснила Майя, с досадой отмечая, что враз ставший тонким голос всё равно выдаёт волнение. – Но теперь я не распознаю человеческую речь, и мне очень хотелось бы, чтобы вы помогли. Сегодня трудный день. Очень трудный. Без вас мне никак не справиться.
Растения тихо зашептались, обсуждая просьбу. Стоящий в стеклянной вазе ранункулюс – один из самых красивых представителей флоры, которые могут существовать в мире – хмуро отозвался из угла:
– Все знают, что Матерь ещё не пробудилась. Так с чего бы тебе помогать? Может, напомнить, что ты делаешь с нами?
Майя стиснула зубы, стараясь унять нервную дрожь.
– Не стоит. Я помню. Но это моя работа – следить за вашим состоянием, а после…
– Ломать и выкидывать. Прямиком в мусорный бак, не разбираясь, кто ещё жив, а кто уснул, – оборвал её ранункулюс, и шикнул на робко подавшие голос цветы.
– Мне что, хоронить вас надо было? – отчаянью девушки не было предела, и, сама того не заметив, она перешла на крик.
– Именно. Ты должна была вернуть нас Матери. Мы родились в земле, там должны и упокоиться. Но ты не озаботилась этим. Тебе никто не будет помогать.
Все цветы, как по команде, замолчали. Сколько бы Майя не пыталась их разговорить, как бы не умоляла – ни одно растение не отозвалось. Все боялись нарушить запрет. Она вышла из холодильника и сердито хлопнула дверью, мысленно вычёркивая ранункулюс из любимых цветов.
До начала рабочего дня оставалось всё меньше времени. Как и до начала проблем.
Майя выпила две чашки кофе с молоком, пытаясь согреться и успокоиться. Это помогло, но ровно до того момента, пока не скрипнула дверь, оповещая о приходе коллег. Почти всех их вывели на работу в авральный день – Майя не досчиталась лишь одной помощницы, Нины, которая ещё в декабре предупреждала об отъезде домой.
Подняв руку в приветствии, девушка на пальцах объяснила свою проблему со здоровьем. Коллеги сочувственно покивали, так же жестами показывая, что во всём поддержат, и приступили к работе. Маша, не вышедшая на работу в тот злополучный день, нежно сжала ладонь Майи, с сочувствием качая головой. Кристина же просто обняла девушку и, поглаживая по спине, что-то зашептала на ухо. Слова Майя не разобрала, но и по тону поняла, что подруга её утешает.
Заказов, как и ожидалось, поступило много. Клиенты заходили один за другим, желая приобрести большой и яркий букет, чтобы поразить человека, или
Всем этим пропитался воздух, и Майя начала задыхаться, всё чаще оттягивая ворот рубашки.
«Не хватает лишь, чтобы зебры запели под окном «Can you feel the love tonight», честное слово, и можно с гордостью умирать, – стиснув зубы, со злостью подумала Майя. – Нет, не люблю этот праздник. Совсем не люблю».
Майя чувствовала себя разбитой и бесполезной. Она не могла понять пожелания клиентов на словах по известным причинам, а из-за большого потока подолгу разгадывать шарады не было ни возможности, ни смысла.
Промучившись несколько часов, девушка сдалась и взялась за упаковку подарков и букетов: коллеги с огромной скоростью собирали заказы и отдавали ей незаконченные работы, а Майя уже подбирала бумагу под цвет и, нарезая её квадратами или длинными полосками, накладывала на цветы.
К вечеру аврал достиг пика. Рук не хватало, флористы выдохлись без активной и продуктивной помощи, и атмосфера из романтичной стала напряжённой, с явными нотками раздражения и недовольства. Стук в окно Майя услышала не сразу, обратив на него внимание лишь после трудно различимых возгласов коллег.
За окном сидел крупный коричневый ястреб с перьями, покрытыми звёздочками снежинок. Из крепко сжатого клюва у него свисали тоненькие прутики, обвитые сухими лианами то ли дикого винограда, то ли другого вьющегося растения.
Ахнув от неожиданности, Майя бросила на стол лист цветного фоамирана и выбежала из мастерской, накидывая на плечи шерстяную кофту. Ястреб, цокая длинными изогнутыми когтями по карнизу, величаво направился в сторону девушки. Она же, всё ещё не веря в происходящее, робко протянула раскрытые ладони. И ястреб, разжав лапу, уронил в них прутики. Лианы ожили: оплели запястья, подобно змеям, больно впились в кожу.
Ястреб склонил голову набок:
– В день весеннего равноденствия Матерь проснётся. Будь с ней рядом.
– Как я её найду? – Сглотнув, Майя поморщилась, чувствуя, как подарок Матери затягивается, сдавливая руки.
– Ты найдёшь. – Ястреб стремительно вознёсся ввысь, больно задев растерянную девушку крылом, и вдалеке послышался его глухой крик: – Когда придёт время!
Вернувшись в помещение, Майя вдохнула полной грудью, стараясь успокоиться. В голове прояснилось, словно прутики-лианы расставили всё на свои места, утихомирив бурю в душе. Хотя Майя знала, что дело вовсе не в них. Просто нужен был знак, что она не сходит с ума. Что Матерь существует, и действительно поможет. И Майя в этом убедилась. Хотя до конца так и не поверила.