Четвёртый долг
Шрифт:
Черт возьми.
Монитор сердечного ритма Кес никогда не прекращал своего непрерывного монотонного писка. Я хотел, чтобы этот звук изменился, сигнализируя, что он просыпается.
Я взял его руку и сжал со всей силы.
– Я здесь, приятель. Не сдавайся.
Другой рукой я обхватил свой торс, нежно сжимая ребра. Луиль сказал, что мне повезло, что пуля прошла так чисто. Он не мог объяснить траекторию пули, по которой она не задела жизненно важные органы, но я мог. Полет в воздухе и поворот, чтобы спасти мою сестру, сохранил мне жизнь.
Пуля
Проведя пальцем по сморщенной коже сквозь тонкий хлопок футболки, которую мне дали, я стиснул зубы. Сегодня утром мне сняли швы. Они прекратили давать мне антибиотики и объявили о хороших новостях.
Я быстро поправлялся.
Я согласился, что это хорошая новость. Я потребовал выписаться пораньше.
Но Луиль только рассмеялась, как будто меня следовало отправить в психушку, а выписать из больницы. Его эмоции доказывали, что он доволен моим выздоровлением, свидетельствуя о его профессионализме целителя, но в то же время он ясно дал понять, что, если я подожду ещё несколько дней, – это не убьёт меня.
Чего он не знал, так это того, что его слова были слишком близки к истине.
Кес же…
Я снова сжал его пальцы. Он так и не проснулся. Он провел в искусственной коме почти две недели, давая своему телу время восстановиться. Пуля вошла ему в грудь, разорвав левое легкое и раздробив несколько ребер. Осколки костей проткнули и другие нежные ткани, гарантируя, что его телу потребуется больше времени и сил на восстановление, чем моему.
Его левое легкое приняло на себя весь удар, сдуваясь и захлебываясь кровью. Он был на аппарате искусственной вентиляции легких с момента прибытия. Луиль сказал, что, если он подхватит пневмонию из-за того, что его организм настолько слаб, они мало что смогут сделать.
Я не мог думать об этом "что, если".
Пока что он дышал. Он выжил.
Ты пройдешь через это, брат. Я верю в это.
Ты всегда был сильнее.
Луиль также сказал, что Кес был жив благодаря пулевому ранению малого калибра и тому, что ребро приняло большую часть удара. Он сказал, что на удивление трудно убить кого-то из пистолета, несмотря на рассказы, и продолжил рассказывать мне сказку на ночь, совершенно непрошеную, о войне банд в Южном Лондоне. В шестнадцатилетнего парня было выпущено пять пуль. Одна застряла в черепе, другая повредила сердце, но он остался жив и выздоровел.
Кес тоже так сможет. Я должен был сохранить эту надежду.
Мягкий свист воздуха, вдуваемого в разбитое тело брата, успокоил мои нервы. Хотя он еще не проснулся, я предложил ему свою компанию.
Быть рядом с ним - это не просто дружеское общение.
У меня была цель.
Мои чувства рассеялись, ожидая, что почувствую его мысли или эмоции. День за днем я надеялся, что он проснется. Я хотел почувствовать любую его боль или страдание, ведь если бы я мог чувствовать его, то это означало бы, что он будет жить.
Однако, как и вчера, я не ощущал ничего, кроме пустоты.
Вздохнув,
– Тебе станет лучше. Вот увидишь. Ты никуда не денешься, Кес. Я этого не допущу.
***
Маленькая игра Дэниэля оказалась крестиками-ноликами.
Но выигрыша не было ни при каких обстоятельствах.
Поначалу я отказывалась играть, но вскоре он убедил меня, что это не выход. Жасмин ничего не могла с этим поделать. Она была зрителем, а я - пешкой для развлечения.
Бонни называла это семейным вечером.
Вечер, проведенный в игорном зале, где была предпринята попытка получить третий долг. Они играли в Скрэббл, «Монополию» и карты, не обращая на это ни малейшего внимания.
Кат самодовольно улыбался всякий раз, когда я вздрагивала от воспоминаний о той ночи, разглядывая стены и клетчатый ковер.
Кестрел был таким добрым и благородным. Джетро был так раздосадован и обижен.
Жасмин изо всех сил старалась удержать меня в целости и сохранности, но в ту ночь Дэниэлю была предоставлена полная свобода действий. Его правила: играть в игру, которую он хотел, или вместо этого получить поцелуй.
И не просто поцелуй. Слюнявое влажное чавканье с языком, ныряющим в мой рот, доводящим до рвотного рефлекса, и руками, лапающими мою грудь.
После второго поцелуя я перестала бунтовать и начала играть.
Кат только рассмеялся.
Бонни кивнула, как львица, которая учит своего детеныша играть с едой.
Что-то сломалось глубоко внутри. Моя душа распалась на части, пытаясь сохранить мою последнюю силу и выносливость.
Мои воспоминания, мое счастье, моя страсть...все медленно иссякало, чем больше я пила их яд.
Так оно и было. Они побеждали. Я была так близка к тому, чтобы сдаться.
Они хотели, чтобы я подчинилась, играя в глупую игру? Хорошо.
Они победили.
Неизвестный номер: «Ты здесь? Я хочу поговорить с тобой.»
Это был уже седьмой его вопрос с тех пор, как мы начали переписываться на прошлой неделе.
Сколько дней прошло с тех пор? Четыре? Пять? Я потеряла счёт времени.
Каждое утро было новым испытанием, жаждущим сломить меня. Два дня назад Кат дал мне ведро ледяной воды и велел вымыть крыльцо Хоуксриджа, в то время как снежинки кружили в воздухе. Вчера Бонни вызвала меня к себе, заставив снять с нее мерки и сшить новое платье.
Я предпочитала драить крыльцо, а не делать этой ведьме платье, пользуясь теми навыками, которые она принижала.
Они делали и другие вещи.
Мое сердце наполнилось яростью и гневом — желанными после стольких лет слабости и горя.
Нет! Не думай об этом.
Я отказалась запятнать ими свой разум, когда наконец обрела минутный покой в одиночестве. Я бы не стала омрачать это драгоценное время с Джетро воспоминаниями о его демонической семье.
Стиснув зубы, я ответила: