Четвертый позвонок
Шрифт:
– Ага! Пришел-таки за расчетом? Заходи, заходи. Мы сразу выясним все наши дела.
Чего-то в этом роде Джерри ожидал, ибо он уже раньше заметил, что Исаак был оптимистом лишь до известного предела. А затем он превращался в реалиста и тех, кто нарушает правила игры, готов был послать ко всем чертям на вечное поселение.
– Первые действительные невзгоды в моей жизни начались в тот самый момент, когда ты женился, - сказал Исаак серьезно.
– Так же, как и в моей, - тихо отозвался Джерри, словно эхо, и замолчал,
Исаак продолжал:
– Я отдал восемьсот долларов на рекламу моей практики. В первые дни у нас был наплыв, и мы заработали хорошо, и я и ты. А потом? Да, потом ты избрал своим флагом женскую юбку, за которой и маршируешь вот уже неделю. На работу являлся когда вздумается - и отвадил почти всех пациенток. Сегодня после обеда ты и вовсе не подумал прийти, - и вот мы лишились как новых, так и старых больных.
– Но Исаак... Сегодня у меня возникло непреодолимое препятствие... пытался оправдаться Джерри.
– Моя жена повредила себе спину...
– А ты - голову. А больные оказались настолько нечуткими, что даже не пообещали когда-либо впредь нас навестить. Сейчас я сделал подсчеты и установил, что после твоей женитьбы я потерял более двух тысяч долларов чистыми деньгами. Ты еще не понимаешь, что в наше время необходимо вести жесточайшую борьбу за клиента. Людей надо уметь обслуживать. Они могут простоять полдня в очереди за билетами на бокс - но не на прием к хиропрактику.
Исаак достал из кармана пачку денег и отсчитал коллеге пять двадцатидолларовых билетов.
– Вот твое жалованье за девять дней и гонорар за привлечение больных.
Джерри сунул деньги в бумажник, но мир не стал от этого казаться ему менее мрачным. Он не находил жизнь поэтичной. Будущее представлялось гнетуще серым, в прошлом тоже не было слишком яркого света. Весь мир был полон счастливых браков, а кругом были несчастные супруги, чьи подушки стонали в бессонные ночи.
– Что же мне делать теперь?
– спросил он беспомощно.
– Вот уж этого я не знаю, - ответил Исаак.
– Спроси у своей жены.
– У меня больше нет жены...
– Кто же тобой тогда командует?
Подумав, Исаак даже подскочил:
– Что ты сказал? Нет жены? Разве твоя жена умерла?
– Нет, я оставил ее...
– Скверно. Очень скверно. Жену нельзя оставить - кроме как в том случае, когда ты застанешь ее в спальне с другим мужчиной и на последнем будет надета твоя пижама. Таков закон.
Лицо Джерри сделалось еще мрачнее. Он был бессилен, как старый псалом, допетый до конца.
– Исаак, ты должен дать мне совет, - сказал он с мольбой.
– Я не могу жить с моей женой. Моя жизнь в опасности...
– Бей и ты ее, - гаркнул Исаак.
– Только не по лицу. У меня когда-то был напарник - немец. Я работал тогда в шахте в Миннесоте. Так он регулярно два раза в неделю закатывал своей бабе трепку. Самую основательную. По голому заду.
– Нет, Исаак... Это серьезно.
– Разумеется. Потому я и даю тебе совет. Я тоже пытался как-то задать жене трепку. Но пока я дошел до того, что оставалось лишь замахнуться, - у меня весь гнев пропал...
Джерри сделал нетерпеливый жест. Исаак снова превращался в оптимиста, который чужие беды видел в веселом свете.
– Должен ли я понять, что ты гонишь меня на улицу?
– спросил Джерри подавленно.
– Нет, Джерри. Ты сам себя выгнал. Я устроил тебе блестящее будущее, но ты женился. Разумеется, в этом нет ничего плохого, но ты свою практику сменил на семейную жизнь, - это уж слишком. От этого страдает и моя репутация.
Джерри помолчал, словно припоминая что-то. Наконец он сказал:
– Ты ведь мой поручитель, и ты должен заботиться обо мне.
– Только в том случае, если будет установлена твоя нетрудоспособность. Я тебе скажу совершенно честно: теперь для двоих нам просто не хватит пациентов. А затевать сейчас новую рекламную атаку бесполезно.
– Что же со мною будет?
– тяжело вздохнул Джерри.
– Эх, дорогой мой! Тут страна великих возможностей! Попробуй где-нибудь найти работу. Ну, а если уж нигде не найдешь - тогда приходи обратно.
Последняя фраза была рассчитана на прощание. Но Джерри не двигался с места. Он чувствовал, что по отношению к нему совершается непоправимая несправедливость. Понятливость Исаака была, по его мнению, ниже всякой критики. Исаак был из числа тех людей, которые пишут скверно, говорят кое-как, а думают только в крайнем случае.
– Можно мне все-таки хоть переночевать у тебя?
– робко спросил Джерри.
– Почему тебе на пойти домой?
– ответил Исаак.
– Не могу... больше.
– Ну что ж, ничего не поделаешь...
Исаак собирался сказать еще что-то, но в этот момент зазвонил телефон, и он поспешил снять трубку. Джерри услыхал ответы своего попечителя:
– Да, сэр. Так точно, сэр. В августе... Совершенно верно... Больше уже нет... Нет, он уволился сегодня. Получил полный расчет... Конечно, сэр... Сбежал?.. Нет, не видел... Ударил - чем?.. Молотком... Значит, по голове?.. Да, конечно, сэр... Сообщу немедленно, сэр... Конечно, ведь я же его поручитель... Спокойной ночи, сэр...
Исаак положил трубку на место.
– Кто-то спрашивал обо мне?
– спросил Джерри встревоженно.
– Да. Полиция.
– Вот как! Что же им нужно?
– Побеседовать с тобой.
– Что еще? Говори!
– Ты как будто ударил одного гражданина этой страны молотком по голове...
– Верно, Исаак... Это правда... Но я оборонялся...
– Это уже частности.
– Он умер?
– Кто?
– Брат моей жены.
– Э, так вот кого ты ударил! Нет, он не умер.