Четвёртый прыжок с кульбитом и портфелем
Шрифт:
– Понятно, - зеленые стрелы Нина прятала, опустив взгляд долу.
Зная королеву, я догадывался о ее ближайших планах - сейчас она примеривалась, бак бы половчей свернуть парню шею.
Тем временем гость разливался соловьем:
– Ты сидишь, ничего не делаешь, деньги сами капают в карман. Ты тоже довольна, - убежденный собственными аргументами. Мага ухмыльнулся.
– Хорошие конфетки, говоришь...
– протянула Нина тусклым голосом.
– Хорошие, еще никто не жаловался.
В этот момент Нина нажала на паузу.
–
– дожевав соленый огурец, она взялась за банан.
– Сама себе удивляюсь, как тогда от греха удержалась.
– Женщины бывают такие непредсказуемые, - выдал я очередную сентенцию, не сомневаясь в способности Нины оторвать кому-нибудь голову.
– А уж беременные женщины... Но тут ты права, в своем доме убивать врага - карму портить. Тебе это не надо.
Хрустя очередным огурцом, моя королева сверкнула зелеными глазищами:
– Полный пипец, как говорят сейчас дети. В моем клубе мне предлагают торговлю наркотиками! Совершенно открыто. Вот чего мне не надо, Тоша. И не боится же, скотина... В вашем мире это нормально?
Я промолчал, разглядывая застывшее на экране лицо визитера. Щеки у него горели нездоровым красным цветом. Явный гипертоник. А судя по носу, еще и алкаш. От мысли, что Нюся с Аленой могут здесь покушать «конфеток», меня передернуло.
– Гипертония ходит рядом с алкоголизмом, - сообщил я Нине.
– А мафия бессмертна. Однако этот парень умрет не болезни. Я ему сердце вырву! Мамой клянусь.
Мое предложение она с ходу отвергла:
– За пределами его трогать тоже не надо! Будет выглядеть подозрительно.
– А что тогда?
– Нужно другое решение. Как говорит Уваров, ассиметричный ответ.
– Думаешь?
– Ага. Мы не будем бороться с мафией.
– Хм... А что, по-твоему, надо делать?
– А мы у них конфетки выкрадем. Без товара какая мафия? Понты останутся, а проблема сама собой закроется.
– Коля знает?
– удивился я.
– Он же в Швейцарии.
– Колю отвлекать не станем, - покончив с огурцами, Нина перешла к винограду.
– Сами с усами, знаете ли. Парни Трубилина проследили шустрого Магу, и выявили его контакты. Представляешь, этот щегол шастает по городу непуганой вороной, причем везде трещит о своих делах - что по мобильнику, что при личных встречах.
– И что Трубилин?
– У него есть план.
Здесь надо сказать, что Артема Трубилина приняли в нашу компанию, несмотря на мои возражения. Коля Уваров продавил свое решение - по его мнению, такой человек, который стучит на него в ФСБ, нам очень нужен. Теперь, мол, будет стучать под его руководством.
Тем временем Нина возобновила трансляцию, и застывшие фигуры ожили:
– Прежнему директору сколько платил?
– небрежно вопросила она с экрана.
– 3, зачем о прошлом говорить?
– самодовольно пробурчал Мага.
– Что было вчера, то камышом поросло.
Думай о будущем, а я не обижу. Донт ворри, би хеппи.
– Ладно, я подумаю, -
– Потом перезвоню. У меня, видишь ли, еще ремонт не закончен.
– Конечно, тебе думать много надо, чтобы потом о будущем говорить. Завтра будет лучше, чем вчера!
Нина кивнула и едва не поперхнулась, когда Мага от двери закончил:
– Как надумаешь, пообедаем вместе.
На этом месте репортаж закончился. Щелкнув пультом, Нина вызвала Трубилина. Ну как вызвала... Она просто подняла голову, и сказала в пространство:
– Артем Борисыч, зайди.
Глава двадцать шестая, в которой экзамены кончаются постельным режимом
Солнце наладило свою печку с утра. Так раскочегарилось, что разогрело асфальт до марева. В центре города даже ветерок не радовал, потому что обжигал. Но когда абитуриентов рассадили в аудитории, солнечный зной по сравнению с духотой показался цветочками. Помещение большое, высокое. Однако и людей нагнали немало, считая преподавателей, гуляющих по проходам. Вставать запретили, вертеться нельзя, за шпаргалки расстрел на месте... Нет, это не экзамен, это какая-то сидячая пытка.
Впрочем, мне не привыкать, сколько всяких разных проверок знаний осталось в прошлом? А Антона подобному не научишь, здесь нужен собственный опыт. Тавтология, но для закрепления опыта нужен личный опыт. Что бы ни говорил старик Жванецкий, такое не передашь. Зато в другом он прав: личный опыт приободряет, и пока грузовик на себе не почувствуешь, никому не поверишь.
Мандражировал не только мой парень, лихорадочные глаза и мокрые подмышки выдавали окружающих.
– Дед, не зуди, - пробормотал Антон.
– Сейчас соберу зубы в кулак, и напишу это дурацкое сочинение. Подумаешь, большое дело.
Логично. И правильно, это по-нашему! Сразу чувствуется моя порода. Мандраж мандражом, а пилить надо. Помогать парню, с суетой и подсказками, мне и в голову не пришло, уж слишком давно закончилась школьная программа. Да и уверен я в Антоне как в себе. Ведь это же я и есть, только моложе. Ничего, я справлялся, и он сладит без суфлера.
Выбрав тему «Общественная и личная трагедия Чацкого», Антон какое-то время строчил бешеным пулеметом, выплескивая мысли на бумагу. Потом запас патронов иссяк. Или это ручка раскалилась? Неважно. В поисках вдохновения парень откинулся на спинку стула, глазея по сторонам. Ничего особенного я не заметил - народ старательно скрипел перьями, преподы так же неустанно гуляли по проходам.
Честно говоря, тема не удивила - ее мы выбрали еще вчера вечером, после похода на «брехаловку». Пятачок перед входом в парк Горького бурлил вчерашними школьниками, где совершенно секретную информацию раздавали совершенно бесплатно. Лишь за готовые сочинения просили какие-то деньги.