Четыре Евы. Связь поколений

Рейникайнен Веера Хелена

– Замолчи! Ты должна остаться здесь, сейчас отведу тебя в палату.

Это был приговор для меня! Я из-за своей глупости потеряла и маму, и папу, они будут дома, а меня оставят одну здесь в больнице, где мне очень страшно и плохо!

Вошёл папа, и я стала умолять:

– Папочка, миленький, забери меня отсюда домой!

Я хочу быть дома с тобой и с мамой.

Медсестра сказала, что я должна остаться в больнице. Папа стоял с поднятыми вверх перевязанными руками и со слезами на глазах пытался меня успокоить:

– Доченька, не могу тебя забрать, врачи должны тебя осмотреть ещё раз, тебе надо остаться здесь. Потерпи, родная, мы с мамой приедем завтра к тебе.

Это был кошмар! Почему папа не может остаться со мной здесь?

Медсестра

повела меня по коридору в палату, мои ноги не шли, я плелась за ней, понимая, что это конец, что я одна, и мне здесь очень страшно. Мы пришли в палату, где было три кровати у окна и две кровати по бокам при входе. Я сначала посмотрела прямо перед собой и увидела, что там, где три кровати, в центре кровать пустая, а слева и справа лежат женщины. Когда я увидела женщину, лежащую слева, то испугалась так, что боялась смотреть в ту сторону второй раз – там было сине-чёрное большое искорёженное лицо то ли женщины, то ли чудовища. Справа лежала женщина с серым лицом, но она была похожа на человека и не такая страшная, как на кровати слева. На кроватях при входе лежали старые бабушки и издавали по очереди какой-то звук. Мне их всех было жалко. Я очень боялась ложиться на кровать рядом со страшным изуродованным чудовищем. Медсестра подтолкнула меня легонько вперёд, я медленно прошла, опустив глаза, чтобы не смотреть на страшную тётеньку, быстро легла на свою кровать и накрылась одеялом с головой. Под одеялом было больно и жарко, я знала, что нужно срочно заснуть, чтобы быстрей наступило завтра, тогда я увижу своих родителей, но сон куда-то убежал от меня, было страшно и одиноко, было больно и плохо. Я стала считать мушек – это движущиеся изображения или чёрточки, которых видишь, когда глаза закрыты.

Я отчётливо понимала, что очень обидела своих родителей и своего лучшего друга Иисуса. Я не общалась в этот день с ним и не разговаривала ни разу, когда обиделась на маму и на папу, когда пошла туда, куда нельзя было идти, и сделала то, чего нельзя было делать. Мне хотелось плакать, но я понимала, что здесь плакать нельзя, здесь я не одна, и поэтому плакать могу только тихо, про себя, чтобы никто не видел и не слышал. Так и стала плакать, про себя, плакать и просить своего друга Иисуса простить за то, что обиделась на маму, за то, что обиделась на папу, за то, что пошла туда, куда нельзя было идти, и причинила боль всем моим любимым – и маме, и папе, и Иисусу. Я знала, что Иисус мой лучший друг, что он меня понимает и прощает, но я ведь обманула родителей, наговорила на брата и соседа, обвинив их в этом пожаре. Я обманула родителей, сказав им, что якобы не знала, что в банке бензин, что якобы я думала, что там вода и хотела потушить костёр. Это была ложь, из-за которой очень сильно попало и брату, и соседу.

А правда была в том, что это я уговорила их, чтобы они меня не прогоняли, это я им обещала, что не выдам их, это я взяла без разрешения банку с бензином, это я виновата во всём. Внутренний голос говорил, что надо признаться и покаяться, что виновник всего только я и никто другой. Я понимала, что надо признаться, что надо попросить у всех прощения, что это будет правильно, но мне не хотелось ещё больше огорчать маму и папу таким признанием сейчас, да и боялась я признаваться, потому что не знала, как ответить на вопрос, зачем я всех обманула. Я пообещала Иисусу, что обязательно признаюсь и попрошу прощения сразу, как только поправлюсь, когда мама и папа уже не будут переживать и страдать за меня.

Это были последние мысли, которые я помнила, погружаясь в забытьё. Когда я очнулась, то было уже светло, потом приехала мама, она села рядом, и слёзы катились по её щекам; мама вытирала слёзы и гладила меня по голове, на которой торчали обгоревшие волосы. Я знала, что она плачет из-за меня, я её успокаивала тихо и просила, чтобы она меня забрала домой. Но мама сказала, что заберут меня, когда посмотрит врач. Был какой-то праздник, и в больнице не было врачей, только медсёстры. Медсестра объяснила маме, что руку нельзя тревожить до того момента, пока врач не посмотрит. Маму очень волновало состояние моей руки, медсестра сказала, что мне надо отдыхать и что завтра врач всё маме скажет сам.

Я очень хотела,

чтобы мама осталась, но видела, что она постоянно плачет, и не хотела, чтобы она страдала, глядя на меня в этой постели, поэтому, когда мама сказала:

– Ладно, доченька, мне сказали, что нужно уходить, – я кивнула, показав ей, что я не против.

Хотя я была очень даже против! Но это моё «против» было у меня внутри, мама его не увидела. Мама ушла, а я снова стала ждать завтрашнего дня и её прихода.

«Папа пообещал мне купить красивую куклу, и наверно завтра мама привезёт её мне», – думала я, закрывая глаза, чтобы открыть их уже только завтра.

В палате стонали бабушки: тётенька, которая была слева от меня, куда-то встала и ушла. Я боялась смотреть направо, где была та страшная и, как мне казалось, опасная женщина. Я закрыла глаза, опять ловила мушек, ждала завтрашнего дня, слышала, как стонут бабушки, потом опять проваливалась в беспамятство. Утром я пришла в себя от шума и услышала, что медсестра ругает женщину, которая была от меня слева и которая вчера ушла после прихода моей мамы. Не было в палате и одной бабушки, той, которая сильно стонала. Я видела, что все злятся на мою соседку слева, а она бурчит себе что-то под нос и собирает свои вещи. Потом она ушла куда-то с этими вещами. А ко мне пришла мама и принесла очень красивую куклу, одетую в школьное платье с белым передником, с волосами, заплетёнными в косы с белыми бантами. Я никогда раньше не видела такой красивой куклы! Я взяла её одной рукой, мама помогла мне положить её рядом со мной. Та женщина, которая лежала с правой стороны, рассказала моей маме о том, что случилось ночью. Во-первых, ночью умерла бабушка, которая постоянно стонала, к ней уже никто из медсестёр не подходил; во-вторых, она сообщила, что я была без сознания всю ночь и в бреду кричала: «Уберите от меня кирпичи! Уберите от меня кирпичи!» Потом она стала рассказывать маме, что когда она задремала, так как была очень беспокойная ночь, в палату пришла женщина, которая лежала слева от меня. Она где-то выпила со своим мужиком, в палате закурила, а когда заснула, то её рука с сигаретой упала на мою кровать, и моя простыня загорелась. Женщина, которую я так боялась, проснулась от дыма, и увидела, что моя кровать горит и что палата в дыму, она стала кричать и звать на помощь. К счастью, прибежали медсестры, потушили огонь, мне перестелили постель, и я не пострадала. Я пробыла в бессознательном состоянии до утра.

Женщина сказала:

– Слава богу, что огонь не успел дойти до Вашей девочки, иначе неизвестно, что могло бы быть!

Хорошо, что она проснулась вовремя. Мама поблагодарила её за моё второе спасение и сказала, что никогда этого не забудет. Она пригласила эту женщину к нам в гости домой, женщина рассказала моей маме, что она лежит здесь из-за того, что её сильно избил муж. Тогда я поняла, что она вовсе не чудовище, а очень хорошая женщина, просто бедная, несчастная и сильно побитая.

Когда меня повели на перевязку, я опять сидела, сжав зубами губы, и терпела, но в этот раз боль была ещё сильнее. С того момента, как мне наложили повязку, руку мою никто не смотрел, в ране всё запеклось и не отдиралось, а если отдиралось, то уже с кусками мяса. Было очень больно, но я себе сказала, если я заплачу или буду кричать, то меня отсюда точно не выпустят, надо молчать, сидеть и терпеть, тогда врачи посмотрят и поймут, что мне не так больно и меня можно отпустить с мамой домой. Чтобы было не так больно, я следила за тем, что делают с моей рукой, но когда я посмотрела на врача, то увидела испуг в его глазах; он что-то пробубнил грубо себе под нос и ушёл.

Потом вернулся и сказал:

– Скоро всё закончится, потерпи, ты очень смелая девочка!

Он забинтовал мою руку, потом что-то сказал маме. Мама опять стала плакать, а потом сказала, что нас сейчас повезут в город. Потом все забегали, и я услышала, как сказали, что приехала «скорая помощь», что мы с мамой должны идти в машину. Мне было очень больно, но я старалась терпеть, чтобы не расстраивать маму, чтобы она не плакала снова. В машине меня положили на носилки и повезли в Ленинград, в Центр детской травматологии и ортопедии им. Г. И. Турнера.