Четыре встречи
Шрифт:
– Ну уж нет! Пробовал – хватит. Со штампом или без, – любят-то сердцем.
– Это ты так думаешь. А она что? Не намекает? Ты выяснить-то пробовал? – недоверчиво покосился Толян.
– Да пробовал, – сам обалдел! – вижу же, что любит, а свадьбы словно побаивается. В общем, решил не давить. Пусть дозреет.
– А если вам помолвку устроить? Пока с комнатой решаете... Одни намеренья, никаких обязательств. Съездим к ней, я речь двину. Там, глядишь, и с ремонтом и с деньгами договоритесь, и будете жить. Здесь! Или я все-таки чего-то недопонимаю? У тебя ж на все своя
– Да что мне философия! Мне Мариша нужна! Чтобы рядом была! А ты, значит, вроде дружки или свата будешь? Как там правильно-то?
– Да как хочешь… Заодно посмотрю, что за комната такая, может, идеи какие появятся.
– А что, дружка, сам-то в женихи не собираешься?
– Нет уж! Бабы – народ непростой: или они тебе гадость сделают, или ты им. Я гадом быть не хочу, и их на расстоянии держу. Какая ж тут свадьба?
– А Мариша? По-твоему, тоже на гадость способна?
– Ну… на это каждый способен. Просто одни эту свою способность обезвредить умеют, под контроль взять, а другие – как получится.
– Да меня другие…
– А-а-а! Забоялся…
– Как сказать… Маришка ж, и правда, девчонка совсем, а тут «обезвредить», «под контроль взять»…
– Так и ты не святой.
– Ну я! Не ангел, конечно, но гадости – не единственное, на что я способен.
– Вот и с Манон то же. Ты посмотри! посмотри, каким стал! Красавец – раз! Верный влюбленный – два! Ты и верный! Глаз горит! Планы строишь. И это – Манон. Ее рук дело!
– Ну уговорил, уговорил! – довольно потер руки Леха.
– Уговорил? Я? А самому не надо? Не надо – отойди. Не морочь ей голову.
– Чтоб ты мое место занял?
– Да занял бы, но она ж кроме тебя ничего не замечает.
– Вот и пусть! – разговор с Толяном приятно пощекотал самолюбие Алексея, а предстоящая помолвка казалась единственно понятным, верным и гармоничным разрешением целого узла сложностей и недоразумений.
К Марине отправились в пятницу вечером с цветами, вином и огромной, со всякими вкусностями сумкой.
***
Пожилой, с умным, подвижным взглядом, автор с таким интересом выслушивал мнение молодой корректорши о его тексте, что Марина, увлекшись, задержалась и еле успела домой к назначенному времени, хотя Алексей и предупреждал, что готовит какой-то сюрприз, и просил подготовиться как следует. Но Марина сюрпризы не любила, даже неприязнь к ним испытывала, а потому вся ее подготовка свелась к тому, чтобы чайник поставить да переодеться, – в то самое, купленное на Сонину свадьбу, цвета чайной розы, платье. Так сказать, – сюрпризом на сюрприз. И Алый как раз пришел. Обычно своим ключом открывал, а тут со звонком, важно так…
…Он словно впервые увидел Марину. В желтовато-розовой шелковистой нежности, в мерцании плавных изгибов и жестов, она показалась ему разгадкой всех их встреч, притяжений и вневременностей, ответом на поиски вечной молодости, и вечность эта, эта молодость, стояла в полушаге от него, улыбающаяся, смущенная собственным великолепием:
– Толя? Привет, – бережно
– Все с собой. Мы пока в комнате похозяйничаем, а ты, – кивнул он на кухню, – с цветами разберись.
Алый хозяйничал по-домашнему спокойно и уверенно, сдвинул несколько ящиков, устроил из них «типа стол» и устроился на матрасике. Толян удивленно и с интересом оглядывался. Он ожидал встретить тут бедность, но не мог понять, как Леха, любитель комфорта, мирится с отсутствием нормальной мебели, техники, радио, телевизора, того элементарного, что составляет жилую «начинку» любого обиталища:
– Ну и пещера… Как ты это терпишь? – (Тот лишь руками развел.) – Ну, хоть музыка у нее теперь будет, – довольно открыл Толян сумку. – Я тут кроме закуси кое-что принес, в подарок как бы. – И вытащил небольшую магнитолку и несколько дисков.
Скоро Марина, разобравшись с многоцветным, пышным букетом, и услышав приглушенную музыку, прихватив живой, волнующийся шатер из цветочных головок, тихонько приоткрыла дверь в комнату. Там, устроившись чуть ли ни на полу, два существа другой, «не ее» галактики, два мужчины разговаривали на удивительном, неземном языке «вольтов» и «ампер». Может, женское общество и облагораживает мужчин, но в чисто мужском обществе – свой шарм, свое, особое благородство, недоступное женщинам по определению, и потому столь привлекательное для них. Так, во всяком случае, ощущала Марина, и как можно неслышнее опускала ведрышко с букетом прямо на пол, у дверей.
– Манон, ты что? – заметил Толян притихшую хозяйку.
– Садись-ка, – усадил ее Алый между собой и «дружкой». Никогда еще она не казалась ему столь юной, жизнеобильной, желанной.
– Тут дело такое … серьезное, – важно откашлявшись и помолчав для значительности, приосанился Толян. – Я в обрядах не спец, про товар и купца не умею. Короче, Леха, – хоть и не первой свежести...
– Ну, спасибо… – в шутку обиделся Алый.
– Что есть, то есть… Зато с жизненным опытом… Зарабатывает мужик, – продолжил Толян и перевел внимательный цепкий взгляд на Марину. На темно-красном покрывале в нежно поблескивающем платье она казалась слишком хрупкой, слишком уязвимой для Лехи. – А мы все в холостяках ходим… – закончил он вдруг таким глубоким волнующим баритоном, что Марина, вздрогнув, прижалась к Алому.
– Ну? Невеста, согласна? – приобнял ее тот.
– С чем?
– С тем, что невеста? Верная и любящая? Теперь уже по-настоящему?
– А раньше не по-настоящему было? – в глазах Марины мелькнуло тревожное непонимание.
– И раньше по-настоящему, – не сразу ответил Алый. Он, кажется, только-только ощутил всю глубину своего к Марине чувства, пожалуй, более утвердившегося в его душе, чем это нужно для простой помолвки, но, испугавшись такого погружения, быстро оправился. – А теперь почти официально. При свидетелях! – кивнул он на Толяна. – Помолвка как бы!