Четыре жизни. 2. Доцент

Полле Эрвин Гельмутович

Общественная активность

Уважаемый читатель! С высоты 2008 г. тюменский период жизни, всего 9 лет в сравнительно молодом возрасте (27–36 лет) показал много наивного правдоискательства в характере, а это начальство не любит. Существуют правдоискатели от рождения (патология, не излечимы, от них люди шарахаются), но большинство воспитывается общественной атмосферой. По-видимому, искусственно созданным деятелем выглядел и я, появившись в тюменском индустриальном институте. Такие люди случайно выбрасываются на поверхность, а через некоторое время, как правило, больно падают. А для окружения, вытолкнувшего их наверх, — кино, повод для пересудов. Воспитанник хрущёвской «оттепели», к тому же научный работник, привык любую информацию властей критически анализировать,

приспособился читать прессу между строк. В то же время большинство моих коллег вели себя в точности по совету профессора Преображенского, т. е. газет не читали. А власти именно такая интеллигенция и нужна.

Поперечность моего характера проявилась в раннем детстве, частично не исчезла и до сих пор. Разными путями искал альтернативные источники достоверной информации, что в условиях провинциальной Тюмени оказалось делом затруднительным. Расширению кругозора способствовали командировки в Прибалтику, Москву, Ленинград, Свердловск, Ереван…, поездки в Украину, Грузию, Киргизию, Болгарию. Контакты с множеством разнокалиберных и разнопрофильных специалистов (почти без оглядки разговаривали академики, не остепенённая научная молодёжь и шахтёры), копии запрещённых публикаций, «вражьи радиоголоса» — внесли свой вклад в развитие мировоззрения.

Общественная атмосфера в период моей работы в Тюмени (1968-77 гг.) специфична, ни до, ни после Россия такого не переживала. Это пора энергичного Брежнева, не того Брежнева, который после переворота 1964 г. под болтовню о коллективности руководства красовался в центре троицы вместе с Подгорным и Косыгиным и не Брежнева, мучающегося старческим маразмом и допустившего жестокую афганскую авантюру.

Сразу после переворота власти закрыли чуть-чуть приоткрытый Хрущёвым доступ к партийным и государственным архивам, вновь начали прятать материалы, показывающие истинное лицо Сталина, принялись вычищать библиотечные фонды от многомиллионных тиражей выступлений Хрущёва. Кое-что из фондов расходилось по рукам (исполняющие указания об уничтожении литературы уже не очень боялись обвинений, квалифицируемых ранее страшной 58-й статьёй уголовного кодекса РСФСР). Среди аспирантов Алтайского политехнического института распространялись партийные документы 20-х годов без обложек и титульных страниц. Хорошо запомнил стенографический отчёт 14-го съезда ВКП «б» (1925 год), удивительно открытую критику действий Сталина его ближайшим окружением. Интересно и непривычно читать чётко сформулированные мысли почти без пропагандистской шелухи. Ведь даже Хрущёв в своих ярких выступлениях конкретные факты обволакивал многословием общих фраз коммунистической направленности.

Осторожный Брежнев не допустил полную реабилитацию Сталина. Побоялся! Общество за 10 лет сделало гигантский прыжок к гласности (пусть и ограниченной), нутром почувствовало преимущества «оттепели», у людей «развязались языки» (преимущественно, на кухне). Много соотечественников вернулось из лагерей и ссылок, миллионы людей смогли получить информацию о преступлениях сталинского режима из первых рук.

В августе 1968 г. Брежнев «показал зубы». Граница раздела между прошлым и будущим в государственной политике чётко обозначилась, когда Советский Союз военным сапогом раздавил «оттепель» в Чехословакии. Хорошо помню первые радиосообщения о вводе войск «по просьбе…». Репортажи о радостной встрече наших танков. Ложь пропаганды чувствовал нутром, делился с папой (во второй половине августа находился в Талды-Кургане), но узнать что-то достоверное было невозможно. Много позже реальные действия Брежнева и его окружения стали достоянием гласности. Топорная коммунистическая идеология, стремление стричь друзей под одну гребёнку привели к тому, что русские надолго приобрели очередных врагов в лице целых народов, чехов и словаков — славянских братьев. В СССР зазвучал голос диссидентов. К руководству страны письменно обратился Сахаров. Народ в очередной раз почувствовал способность государственной машины к резким движениям и безмолвствовал, однако, в отличие от жестокой военной расправы над жителями Берлина в 1953 г., Венгрии в 1956 г. состоялась публичная антиправительственная акция, группа российских интеллигентов вышла с плакатами в защиту Чехословакии на Красную площадь. Всего 7 человек, но это искру высекающий поступок большой внутренней силы, правда, стал известен большинству населения России через десятилетия.

Движение правозащитников в России набирало силу. Должен сказать, ни с одним из известных правозащитников мне не доводилось встречаться лично, чаще слышал по «вражьим голосам». Основную часть информации, полученной через радио, переваривал внутри себя, делиться мнением стало опасно, приходилось помнить о семье и маленьких детях. В Тюмени (глухая

провинция!) люди, интересующиеся политикой, пытались что-то конкретное узнать по Голосу Америки, Би-би-си, Свободе, но с августа 1968 г. западные радиостанции глушили по максимуму, с помощью обычного отечественного радиоприёмника ничего нельзя было услышать. Отдельные умельцы монтировали 16-метровый диапазон (в СССР 16 м не использовались в бытовой радиоаппаратуре) и слушали без помех. В основном же новостями питались по системе слухов, привозимых командированными из Москвы (Тюмень активно осваивала нефтяные месторождения, самолёты в Москву летали «стаями»).

Закручивание политических гаек, начатое ещё в конце эры Хрущёва, проводилось всё плотнее. Студенты оказались под активным надзором кураторов (что-то не припомню в период собственной учёбы, возможно влияние «оттепели»). Кураторы регулярно представляли планы работы и отчитывались на партбюро. Партбюро химико-технологического факультета ТИИ имело больший вес, чем учёный совет. Состав партбюро: 1 заведующий кафедрой, 1 доцент, несколько ассистентов, 1 студент, 1 стеклодув (при наличии на факультете докторов наук, трёх десятков доцентов). Без характеристики, подписанной партбюро, на конкурс подать нельзя. А партбюро реально находится под контролем одного человека, не обязательно секретаря. Двойной тягой (партбюро и тщательно подобранный учёный совет) любого сотрудника факультета могли без проблем выставить из института. Преподаватели это понимали, поэтому «рот открывали» уверенные в себе единицы.

Одновременно с интенсификацией политического воспитания студентов возросла частота обязательных политзанятий для преподавателей. Здесь мне повезло. В тюменском индустриальном институте на общественных кафедрах оказалось несколько умных сравнительно молодых ребят (30–35 лет), которые начали активно заниматься научной работой в «оттепель», но после 1964 г. «тёртые» заведующие общественными кафедрами Томска и Свердловска от них избавились, от греха подальше. Подобрав умных молодых ребят, только что организованный ТИИ значительно повысил интеллектуальный потенциал ВУЗа. Партийные органы мешали молодым историкам, философам и экономистам защищать готовые диссертации, но от этого они глупей не становились, просто недополучали заслуженную зарплату.

Политзанятия сотрудников на ХТФ вёл один из той когорты толковых ребят Зотов (имя, отчество забыл). Несколько лет объяснял азы истории философии, затем историю этики. Занятия проходили на одном дыхании. Я для себя узнал много нового (удивляюсь, что штатные идеологи не поинтересовались, о чём конкретно рассказывал на семинарах Зотов). До сих пор помню, как поразил Зотов, заявив, что историю европейской философии можно познать, ознакомившись с работами 7 великих философов: Платон, Аристотель, Спиноза, Гельвеций, Кант, Сартр, Рассел. Слушатели в голос: а Маркс? Зотов: а причём здесь Маркс, он же экономист. Для меня очередное откровение. Напомню, многие крупные учёные в сфере естественных наук были так запуганы партийной демагогией, что считали обязательным во введении своих книг нести какую-нибудь ахинею из области марксистско-ленинской «философии», характерный пример — учебники по органической химии моего учителя профессора Б.В.Тронова.

Более половины периода, вошедшего в историю Советского Союза под ярлыком «застой», я работал доцентом ТИИ. Возможно, в целом по стране и наблюдались застойные явления, но не в Тюменской области. Здесь бурно развивалась нефтяная и газовая промышленность. Мне приходилось бывать на встречах с «великими могиканами» нефтедобычи Западной Сибири Эрвье, Муравленко, Салмановым, Нестеровым… — одержимые люди. Другой вопрос, что страна, благодаря недальновидности московских руководителей быстро «подсела на нефтяную и газовую иглу». Нефтедоллары казались манной небесной, легко тратились, казались неисчерпаемым ресурсом, использовались для комплектных закупок заводов. С одной стороны, комплектная поставка завода — благо, потребитель достаточно быстро получает нужные товары. С другой стороны, соответствующая отечественная отрасль промышленности деградирует.

Скорей всего, застой проявлялся не в экономике, а сознательно внедрялся партийными идеологами в интеллектуальную сферу, в область культуры. Началась очередная корректировка понимания исторических фактов последних 50–60 лет. Запущена красочная киноэпопея Юрия Озерова «Освобождение», в которой талантливыми режиссёром и актёрами сознательно искажена история великой Победы, фактически создано идеологическое подобие кинофильма 1949 г. «Падение Берлина» с подчёркиванием гениальности Сталина и некоторых приближённых к нему военачальников, ради личных амбиций, бессмысленно жертвовавших миллионами соотечественников.