Четырнадцатая дочь
Шрифт:
Рут собирался подстраховать мага Тарланьского дома на спуске, чтобы тот не загремел вниз по лестнице вместе с ношей. Но Гарт шел уверенно, твердо ставил ноги. Все же Рут не спускал с него взгляда, готовый подхватить Тарланя в любой момент.
Пятки Арлены с глухим звуком бились по ступенькам. Когда благородная дама очнется, ступни у нее будут болеть, подумал он.
Подвал был небольшой. Все, что туда влезло, это четыре бочки и небольшой стояк для копченостей. Под лестницей тесной стайкой стояли мешки с какими-то припасами.
– Залезайте!
Он протянул девице оба кошелька, которые были у него за ремнем. И подтолкнул Нианну к открытому люку. Та подчинилась молча, но, спускаясь, то и дело оглядывалась. Взгляд у нее был потерянный.
Вместе с Гартом они поставили поверх закрытого люка длинный кухонный стол. Придвинули к столешнице стулья. Рут мельком глянул в окна – все было тихо, засевшие за стенами почему-то не спешили идти на штурм… и он этому был рад.
Вернувшись в зал, Алвина они застали тоже у окошка. Он мрачно глядел на стену напротив. Завидев их, развернулся.
– Может, загородим окна мебелью? Затрудним им путь?
– Нет такого завала, который не разнесет толпа мужчин, – заметил Гарт.
И принялся стаскивать в угол лавки.
– Благородный Гарт прав, – согласился Рут, подхватывая с лавки брошенные туда далты и запихивая их за ремень. – Рано или поздно они проложат себе путь. Уж лучше защищать проход, чем быть пришибленным скамьей из собственного завала. Удачно, что нас трое. Два окна и дверь, значит, каждому достанется по проходу.
– Но долго мы не продержимся, – философски заметил Гарт. И присел на крайнюю лавку с беззаботным видом. – Впрочем, я не жалуюсь. Лично меня должны были убить еще двадцать лет назад.
– Очнись княжна сейчас, она могла бы помочь, – перебил его Рут. – Как помогла эрронцам. Благородный княжич Алвин, благородный Гарт, могу ли я к ней подойти? Может, чутью эрни удастся понять, что с ней.
Гарт хмыкнул и кивнул, княжич Алвин чуть приподнял брови:
– Но вы уже несли ее на руках… и ничего не поняли?
Он и впрямь ничего не почувствовал тогда и вряд ли почувствует сейчас, но в их положении следовало хвататься за любую возможность. Поэтому Рут туманно сказал:
– Тогда было не до того…
Алвин согласно кивнул. Рут подошел к сдвинутым скамейкам, опустился на колени перед княжной. Прикоснулся к кисти, безвольной, похожей на увядший цветок поверх ало-синей подушки…
Первое, что ощутили его пальцы, – пульс. Он бился медленно, редко. У людей, как знал Рут, это означало близость смерти. Но…
Он придавил жилку на запястье сильнее, и ощутил то, что никак не вязалось с близостью смерти: жила была упругая, ее наполняла кровь, несмотря на редкое сердцебиение. А тело, хоть и было прохладным на ощупь, цепко держалось за жизнь.
Почему-то на ум пришли крепкие лодыжки и круглые коленки этой самой княжны. Рут подавил
Или что-то другое. Мысли Рута понеслись вскачь.
Редкое биение сердца. В точности как у эрни в момент опасности. Неужто княжна Татьяна и вправду станет посланницей Триры? Сходство последствий как бы намекало…
Он вдруг вспомнил слова первого герцога, Аленца Бореска: «Посланец, которого Трира выбрала, сотрет с лица Анадеи не только магов, но и эрни…»
Может быть, следует отправить в Сады и Бездны будущую убийцу его рода? Прямо сейчас, пока есть такая возможность?
Он мягко положил руку на шею княжны.
Алвин и Гарт этого прикосновения не заметили. Рут попытался размышлять здраво.
Рассуждая логически, если княжна Татьяна и впрямь посланница Триры, он ее не убьет. Попросту не сможет. Никто не в силах остановить предреченного посланника, ничто не в силах повредить ему или сбить с пути. Смерть к таким приходит только тогда, когда они выполнят все предначертанное.
Но если убить княжну все-таки удастся, значит, она не посланница, а случай с почерневшим храмовым деревом есть подлый трюк Тарланьского дома, мечтающего обрести второго Дара Тарланя. А потом вернуться из изгнания и отомстить.
Но девушка-то при этом умрет. И единственной толк от убийства будет состоять в том, что оно разрешит его сомнения. Велика польза…
Веки княжны вдруг дрогнули и пошли вверх.
– Рута, – выдохнула она, коснувшись его лица удивительным зеленым взглядом. – Трава такая. Там, где я живу. Помогает от зла.
Тарлани уже нависали у него над плечами, Алвин над левым, а Гарт над правым. Но веки княжны снова сомкнулись, и она неподвижно вытянулась на подушках. Снова безмолвная и почти бездыханная.
Его теребили и вопрошали, что с ней и что он сделал, раз княжна пришла в себя. Рут отмахнулся, снова потянул ноздрями воздух. Глянул, на этот раз повнимательнее…
Над княжной лежало облако детских провинностей. Рут увидел странно одетую немолодую женщину, укоризненно качающую головой, и обломки чего-то блестящего, россыпью лежавшие на полу. Потом обнаженного молодого парня с неприятной улыбкой и пухлую бабенку в синем платье керсийской горожанки, оскорбленно поджавшую губы. Никакой особой вины за княжной не было – так, грешки молодости, битые чашки…
И любовник. При мысли об этом почему-то стало неприятно. Но потом Рут увидел то, что заставило его забыть об обнаженном парне в памяти княжны.
Отмщение. Прямо сейчас ей кто-то мстил. Черными клешнями откуда-то издалека к девушке тянулась творящаяся месть. Вот только за что…
Перед домом во дворе загрохотало, и он оторвался от княжны. Вскочил. Княжич уже стоял у двери, Гарт застыл между окнами, приготовившись защищать сразу оба проема. Увидев, как Рут поднимается, Гарт сказал умоляюще: