Чей мальчишка? (илл. В.Тихоновича)
Шрифт:
— Первую ночь тут шлендают… — Старик вглядывается в окошко, за которым в густой неподвижной темноте проплыли два черных силуэта. — Раньше не примечал. Ишь, сколько развелось их в Дручанске, патрулей-то. Неспроста, видно. Что-то чует рыжая собака! Мейер этот…
— С перепугу он, — заметил Кастусь и засмеялся.
— Может, и с перепугу, — согласился дед Якуб и начал суетливо одеваться. — Вон как шугнули полицаев! До самого Дручанска в исподниках улепетывали. Небось у фрицев поджилки тоже трясутся. Новый бункер поставили за баней возле больничного проулка. Сказывают, пушку приволокли туда и пулеметы… А ты садись, садись. Чего стоишь?
— Я не пировать пришел, — сказал Кастусь, положив на лавку автомат. — За баней, говоришь, бункер-то? А еще где?
— Около комендатуры да на западном выезде…
— Это старые бункера, — перебил Кастусь, — я про них знаю.
— В других местах не примечал.
— Примечать надо… — Кастусь встал с лавки и зашагал по избе. Под его ногами закряхтели старые половицы. — Вот что, Якуб. Есть важное дело…
Он сел опять на лавку, смотрит в окошко. Из-за хвойных сумеречных урочищ в Дручанск бредет рассвет. Взъерошенный и мокрый, он раскачивает голые кусты смородины на дворе у деда Якуба.
Недавно протопали мимо окон патрули. Исчезли. А вон еще немцы возле крайней избы появились. Идут вдоль улицы гуськом — один за другим. Одиннадцать автоматчиков. Двенадцатый несет на плече ручной пулемет. Видно, где-то за пряслом лежали. В засаде…
Дед Якуб сосет чубук березовой трубки, спрашивает вкрадчиво:
— Может, я пригожусь?
Кастусь не отзывается. Что-то обдумывает.
— Да, придется тебе… — Разведчик упорно смотрит прямо в глаза старику, словно через них хочет заглянуть в душу.
— Сказывай! — требует дед Якуб.
— Не спеши. Дело-то серьезное. Тут сапожник есть на Каланчовской улице. Мастерскую свою открыл…
— Знаю, знаю! Как же… — живо отозвался дед Якуб. — За каланчой его мастерская. Каблуки мне к ботам подбивал. Обходительный такой. В очках. Бородка рыжая…
— Подожди. Выслушай сначала. Пойдешь к нему и скажешь вот что…
Старик трижды повторил пароль. Стал собираться в опасный путь. Кастусь напутствовал:
— Получишь ответ на пароль, говори с ним начистоту. Мол, из леса пришел человек. Пускай без проволочки назначает место и время встречи…
На улице замаячили фигуры прохожих: кончился запретный час. Значит, можно выходить за ворота.
Дед Якуб повесил замок на сенцах и ушел со двора с голенищами под мышкой, задиристо выставив вперед седую взъерошенную бороденку.
Кастусь тревожным взглядом проводил старика. Сделает ли он все как нужно? Как бы не засыпался. Уж очень балагурист старик. Не в меру…
Давно скрылась в проулке приземистая фигура деда Якуба, а Кастусь все стоял возле окошка, зашторенного порыжелой марлей.
Вот уже и возвращаться пора старику. Ждет Кастусь. Сквозь марлевую занавеску поглядывает на знакомые избы, потемневшие от непогоды. Вот с краю родное подворье. Над крышей вьется дымок. Мать затопила печку… Колодезный журавель на дворе два раза низко поклонился. Воды зачерпнула. Принесет в избу, чугунки с варевом поставит на загнетку. В мыслях Кастусь видит каждое движение матери. Эх, хоть бы одним глазом глянуть на старушку! Нельзя…
Перевалило за полдень, а деда Якуба все не было. Кастусь встревожился. Не попал ли в беду старикашка? Гулко ударило сердце под гимнастеркой, когда из переулка выскочил грузовик с черношинельниками. Значит, влип болтливый Якуб. Разведчику на миг показалось, что в кузове из-за спины солдата торчит лисий треух. Везут
Кастусь сел на лавку, смахнул со лба ладонью горячую испарину. Однако тревога не улеглась. Старик пропал…
… Вернулся он угрюмый и неразговорчивый. Шваркнул старые голенища под лавку, достал кисет с самосадом. После двух глубоких затяжек, когда угомонился кашель, рассказал Кастусю все, что узнал в городе. Горькие вести принес Якуб разведчику. Сапожника схватили гестаповцы. На прошлой неделе. С ним заодно еще пять человек арестовано…
Старик издали заметил, что в сапожной мастерской выбиты окна, а одно даже высажено вместе с рамой. Свернул на базарную площадь и затерялся в людской толчее. Все искал надежного человека, у кого можно было бы без опаски выпытать про сапожника. Встречались знакомые старику на базаре, но он боялся подойти к ним с расспросами. Приподнимал над лысой макушкой треух в знак приветствия и проталкивался дальше сквозь людское скопище. Так он кружил по базару до тех пор, пока полицаи не стали разгонять людей. Возвращаясь домой, старик забрел на больничную улицу к бочару Федоту — бывшему дружку по рыбацким делам. Он-то и рассказал Якубу, что случилось с сапожником.
Выслушав старика, Кастусь задумался. Ненароком ожил в памяти рыжеусый сержант-десантник. Разговор с ним в штабной землянке. Фронтовой разведчик в минуту откровения признался, что самое опасное для него в разведке — неожиданность. Она подстерегает на каждом шагу. Самообладание и смекалка — вот что спасает тогда. Тут уж не теряйся, если столкнулся с неожиданной опасностью. Атакуй ее своим внезапным решением. Сразу же, без проволочки, ошеломи новым выходом. Настигла опасность — не бегай. Ноги не спасут. Иди прямо на нее. Она как дворняжка. Покажи ей спину — догонит и укусит…
Кастусь усмехнулся: «Вот тебе и дворняжка…» Для себя лично он пока не чувствовал здесь опасности. А вот насчет глубокой разведки в гарнизоне — дело срывается. Самому начать ходить по гарнизону и собирать сведения — поймают сразу. Прав Орлов: в Дручанске его знает в лицо каждый третий житель. Но и возвращаться в лес, не выполнив задания, Кастусь не мог, не имел права.
Дед Якуб догадался, какие мысли терзали душу партизанского разведчика. Подсел к нему ближе.
— Сказывай, что надо сделать. Помогу…
— Обмозгуем, — тихо произнес Кастусь. — Я вздремну часок. Двое суток не спал…
Ночью Кастусь подсел к старику на кровать. Спросил:
— Райисполкомовская машинистка все там живет? Возле пожарного депо?
— Анюта? Зачем она тебе?
— Хочу с нею покалякать.
Дед Якуб замахал руками:
— Даже не думай! Она в комендатуре работает. С Мейером якшается…
У Кастуся в глазах хитрая усмешка:
— Это нам на руку.
— Выдаст, — продолжал стращать разведчика старик.