Чей мальчишка? (илл. В.Тихоновича)
Шрифт:
К замешкавшейся подводе подскакал всадник, который всю ночь сновал вдоль обоза, передавая приказы и распоряжения Шульги подводчикам. Растормошил Саньку, обругал разиней и помчался в конец обоза.
Санька подобрал вожжи и хлестнул хворостиной непутевую лошадь. Она ленивой рысцой потащила телегу по зеленой прогалине в рощу, где маячили передние подводы.
Только теперь, когда рассвело, Санька увидел весь партизанский обоз. Шестьдесят семь подвод насчитал он. Тридцать две везли раненых, а на остальных телегах ехало имущество отряда. На передней телеге, где восседал
Партизан, раненный в голову, метался в бреду, и медсестра не отходила от телеги: то поддерживала забинтованную голову парня на тряской тропе, то мягко уговаривала его, когда он сгоряча пробовал подняться.
Второй раненый чувствовал себя лучше. Он сидел, привалившись спиной к грядушке. На коленях у него лежал черный немецкий автомат. Забинтованная рука, видно, не шибко беспокоила его. Он курил самокрутку и, как сыч, то и дело поворачивал голову то в одну, то в другую сторону. Будто искал глазами кого-то в обозе.
Что-то знакомое было в его вороватом взгляде. И вдруг Санька ахнул от изумления: в телеге ехал Рыжий! Тот самый Рыжий, которого Санька приметил в «музыкальной» школе… Теперь на его лице уже не было ни стрельчатых усиков, ни рыжей щетины. На голове, приминая длинные, давно не стриженные пасмы, набекренилась красноармейская пилотка. И гимнастерка бойцовская… И брюки… А на ногах ботинки и обмотки…
«Ишь, как ловко подделался под красноармейца…» — возмущается Санька, поглядывая на Рыжего исподтишка.
Санька становится на колени в передке телеги, напрягает взгляд: где-то там, впереди обоза, едет верхом на коне раненый Шульга. Как же ему сообщить? Бежать в голову колонны? Уйдет Рыжий… Посыльный комиссара где-то пропал. Хоть бы он появился! Всю ночь сновал вдоль обоза, а теперь не видать…
В голове у Саньки мечутся тревожные мысли. Как быть? Рядом с соседней телегой шагает ездовый — низкорослый парень в черной ремесленной гимнастерке. Позвать его на помощь, а самому хватать Рыжего? Застрелит… В руках у него автомат, а за поясом торчит граната.
Рыжий, казалось, беззаботно пыхал цигаркой. Но Санька заметил, что тот следит за ним настороженным взглядом.
Обоз выбрался из кое-как загаченного болота под высокие своды старого лиственного леса. Тут стояли и великаны дубы в зеленых папахах, и ветвистые вязы, и старые морщинистые березы с космами до пят. А внизу буйно раскустилась хвойная поросль, переселившаяся, видно, из-за болота, где шумели ее сородичи.
По колонне передали команду остановиться. Санька спрыгнул с телеги, сбивает хворостиной голубые чепчики с цветов, незаметно пятится к ельнику. Рыжий вроде перестал следить за ним. С медсестрой о чем-то разговаривает. Шмыгнул Санька за соседнюю телегу. Бежит дальше. Прячется за подводами. Вон за деревьями уже маячит рослая фигура комиссара. Возле него два верховых партизана. Он что-то приказывает им. Увидев бегущего Саньку, шагнул ему навстречу.
— Дядя Шульга! Товарищ комиссар! — заговорил Санька, не переводя дыхания. — Он… Рыжий…
— Где? — тихо спросил Шульга, загораживая собой Саньку от подвод.
— На моей телеге лежит… Автомат у него…
— Вот что. Иди туда. Не теряй его из виду. Сейчас пошлю в обход автоматчиков… Отрежем ему путь к болоту.
Ездовые уже распрягали лошадей, а медсестры и хозвзводовцы снимали раненых с телег, разгружали повозки. Некоторые партизаны из охраны санчасти начали ставить шалаши, сооружали навесы. Четверо уже копали колодец.
Пока Санька ходил к Шульге, Рыжий исчез. Комиссар тут же направил на поиски шпиона целое отделение бойцов. Они прочесали ближний ельник, обшарили болото, но Рыжего нигде не нашли. Партизаны, участвовавшие в поисках, решили, что он сбежал. Почувствовал, видно, что напали на его след…
Но Шульга думал иначе: не мог матерый шпион покинуть партизанскую стоянку, не причинив никакого вреда. Значит, он где-то здесь. Затаился.
Выставив вокруг стоянки секретные посты, Шульга усилил охрану и внутри лагеря. Потом с начальником караула проверил весь личный состав, отыскивая среди своих партизан «новичков», пришедших в отряд накануне блокады. Подозрительных людей в лагере не оказалось. Тут были все «старые» партизаны. Каждого из них Шульга знал в лицо, потому что воевал вместе с ними не один месяц.
Шульга строго приказал начальнику караула: задерживать каждого подозрительного человека и сажать под арест до выяснения.
Бои шли где-то в отдалении, и ветер приносил с той стороны лишь глухие удары тяжелых снарядов.
Два дня Шульга был занят поисками подходящей поляны для посадки самолетов. Тяжелораненых собралось в лагере семнадцать человек. Вчера привезли еще… Их надо немедленно отправлять на Большую Землю. Пухлощекая, со вздернутым носиком девушка-радистка, которую звали Зиной, уже наладила связь с Москвой и теперь колдовала над своей рацией под высоким грабом. Ее белые кудряшки опоясывала черная лента наушников.
На запрос Шульги о самолетах была получена ответная радиограмма: «Самолеты прилетят. Давайте точные координаты…»
Шульга и командир хозвзвода Осокин — чубатый парень с синими бойкими глазами, который с недавних пор стал правой рукой комиссара, — нашли в шести верстах от стоянки широкую поляну. Ее и решили расчистить для посадки самолетов.
Нынче чуть свет Шульга повел хозвзвод на поляну выкорчевывать пни. Саньку тоже взял с собой. Обслуживание и охрану лагеря Шульга поручил выздоравливающим раненым.
Подкапывали лопатами пни, подрубали неподатливые корни топорами, а потом дубовыми дрючками выворачивали пни из дернистого грунта. Некоторые матерые пнищи, вцепившись разлапыми корнями в землю, не поддавались. Шульга в шутку назвал их медведями. Обматывали корни веревками, впрягали сразу три или четыре лошади и выволакивали «медведя» из берлоги…
Как-то раз во время перекура Шульга отвел Саньку в сторону, сел на выворотень. Спросил, свертывая цигарку:
— Кого из «музыкантов» запомнил в лицо? Кроме Рыжего…