Чикатило. Явление зверя

Волков Сергей Владимирович

– Да какие уроки, ма… Нам не задали ничего.

– Ага, всем задали, а тебе не задали. Лодырь!

Чикатило отложил в сторону газету. Юрка уже собрался сбежать от неприятного разговора, но отец остановил его:

– Подожди, Юра.

Юрка обреченно вздохнул. Чикатило очень серьезно посмотрел на сына:

– За гаражи в лесополосу не ходите. Здесь по району гуляйте. И если кто посторонний что спрашивать будет или позовет куда, не верьте и не ходите с ним.

– Ты чего, пап? – выпучился Юрка. – Какой посторонний?

– Никакой.

Просто запомни, что я сказал. Иди.

Юрка вышел. Чикатило снова взял газету, но поймал на себе вопросительный взгляд жены и пояснил немного виновато:

– Тут опять всякие страсти про убийства рассказывают. Мало ли что.

* * *

В архиве пахло пылью. Витвицкий пришел сюда затемно. За окнами едва брезжил рассвет, когда он водрузил на край стола пачку архивных дел, открыл блокнот, положил его рядом, заложив ручкой, и взял из стопки первое дело.

Перед глазами замелькали фотографии, протоколы, рапорты – чья-то прежде времени оборванная жизнь, чья-то недоработка, безликий, ненайденный, избежавший наказания преступник…

Виталий Иннокентьевич штудировал информацию с дотошностью, с какой работал над диссертацией, но в голове параллельно вертелись совсем другие мысли. Из памяти всплыл голос Шеина:

– Удочка у него была! Эта… из бамбука! Вона, я руку об нее поцарапал!

Витвицкий сделал пометку в блокноте, закрыл дело, отложил на другой край стола. Взял новую папку и углубился в чтение, задумчиво покусывая кончик ручки.

– А удочку вы где бросили? – будто со стороны слышал он собственный голос.

– Какую удочку? – звучал в ответ голос Шеина.

– На допросе вы сказали, что у мальчика была удочка. Вы об нее руку оцарапали.

– А, удочка. Она тоже из листьев торчала. Я полез посмотреть и оцарапался.

Витвицкий листал документы, делал пометки в блокноте. Изначальная стопка дел уже довольно сильно поредела. Зато на другом краю стола появились две стопки с отсмотренными делами: одна побольше, другая поменьше.

Новая папка, новое дело, новые фотографии с новым истерзанным трупом, новые протоколы, новые заключения… От кровавых подробностей на душе было скверно. Капитан все яростнее покусывал кончик ручки. А в голове снова и снова звучали голоса из недавнего прошлого:

– Я полез посмотреть и оцарапался, – говорил Шеин.

– Что посмотреть? – спрашивала его Ирина.

– Как это чего? Что там в листьях.

Витвицкий с отсутствующим взглядом завис над делом, мысли его ускакали далеко от содержания папки. В голове по кругу, как сломанная пластинка, звучал голос Шеина:

– Удочка… из бамбука. Вона я руку об нее поцарапал… Удочка… тоже из листьев торчала… Я полез посмотреть и оцарапался… Удочка… из листьев торчала… Я полез посмотреть… что там в листьях…

Вот же! Удочка торчала из листьев, Шеин оцарапал руку, когда полез посмотреть, что в листьях лежало. А до того говорил, что оцарапался, когда убивал мальчика. Так убивал или не убивал? И когда напоролся

на удочку? А может, вовсе на нее не напарывался?

Витвицкий с таким остервенением закусил кончик ручки, что хрустнул пластик.

– Вы, кажется, не завтракали, Виталий Иннокентьевич, – вывел его из задумчивости голос Ирины.

Мужчина повернулся на голос. За окнами было уже совсем светло. В нескольких шагах от него стояла старший лейтенант с сумкой и улыбалась.

– Здравствуйте, Ирина, – опешил Витвицкий. – Почему вы так решили?

– Надо быть очень голодным, чтобы есть шариковую ручку, – рассмеялась Овсянникова, подошла вплотную и принялась выкладывать на стол термос и свертки с бутербродами.

– Угощайтесь, – пригласила она. – Нам с вами здесь весь день куковать.

– Нам? – не понял Виталий.

– А вы как думали? Я же говорила, инициатива наказуема. Ваше начальство в этом, как я смотрю, с моим солидарно: неугодных – в архив, чтоб под ногами не путались.

Девушка сняла крышку с термоса, налила в нее кофе и протянула Витвицкому.

– Вот кофе. Угощайтесь.

Благодарно кивнув, Витвицкий принял исходящую паром крышку, пригубил. Овсянникова тем временем шарила взглядом по столу, отметив разделенный на три стопки ворох дел, блокнот с пометками. Было видно, что капитан успел основательно потрудиться.

– А я смотрю, вы здесь давно.

– Я плохо спал, – нехотя признался Витвицкий. – Мысли, знаете… Вот и…

Он обвел рукой разложенные на столе дела. Овсянникова взяла стул и села рядом.

– Что-то нашли?

Психолог пожал плечами.

– Пока пытаюсь найти что-то общее. Какую-то закономерность.

– Вы уверены, что она есть?

– Она должна быть. Это единственное, в чем я уверен.

Овсянникова потянулась было за блокнотом, но в последний момент спохватилась, задержала руку и посмотрела на Витвицкого:

– Можно?

Капитан кивнул, уткнув нос в материалы раскрытого дела и вновь погружаясь в свои мысли.

Ирина взяла блокнот, углубилась в записи, перелистывая страничку за страничкой. Дела, кучами разложенные на столе, на глазах превращались из абстрактных стопок в систематизированный материал. Овсянникова бросила уважительный взгляд на коллегу – что-что, а работать с данными он явно умел и, судя по объемам обработанного материала, делал это невероятно быстро. Захочешь, а не догонишь. Но это не повод бездельничать.

Ирина взяла папку из не разобранной еще стопки. Снова поглядела на Витвицкого. Капитан сидел над делом с полной кофе крышкой от термоса в руке и вид имел отсутствующий.

– Пейте кофе, Виталий Иннокентьевич, остынет, – подбодрила девушка.

– Что? – встрепенулся Витвицкий. – А… да… спасибо.

Он рассеянно пригубил кофе и вдруг, словно в голове его переключили какой-то тумблер, резко отставил крышку термоса и поднялся из-за стола.

– Ирина, скажите, а где находится троллейбусное депо, в котором задержали Шеина?